Девушка опрокинула еще рюмочку, а мы с Гарри продолжали беседовать, будто не были сражены насмерть ее красотой. О чем мы говорили, я понятия не имею, вероятно, это было нечто совершенно несуразное. Нам было все равно, о чем разговаривать, потому что разговор был только ширмой для наших переживаний, о которых говорить было невозможно.

«Так вот что случается с людьми, – думал я. – Вот отчего они шалеют. Но оно того стоит, пожалуй».

Первое, что я сообразил, – это то, что она подошла к нашему столику и выпивает вместе с нами. Ну а затем случилось нечто поразительное: я возненавидел Гарри за то, что он может так непринужденно с ней разговаривать, а я не могу. А еще я позавидовал его приятной наружности. Потом я решил, что эта девица обыкновенная шлюха, но мне не стало от этого легче. И я подумал: «Культурный уровень у Гарри довольно низкий». Немного погодя я сказал себе: «Такими вещами могут заниматься только животные», – но в глубине души сознавал, что я просто пытаюсь оправдать свое собственное уродство. «Когда-нибудь, – сказал я себе, – я добьюсь чего-нибудь в жизни, а Гарри Кук так и останется ничем, каким-нибудь несчастным солдатом-сифилитиком».

Но что бы я себе ни говорил, мне ничуть не становилось легче, и я отдал бы все на свете, лишь бы поменяться с Гарри местами, потому что он так нравился этой девушке.

Тут вдруг она обратилась ко мне.

– Что это с вами? – сказала она. – У вас такой вид, будто вы проглотили какую-нибудь гадость.

«О боже! – подумал я. – Лучше бы мне провалиться сквозь землю».

Никогда в жизни я не чувствовал себя таким ничтожеством. Мне очень хотелось встать и уйти, но я чувствовал, что стоит мне встать, как я брошусь бежать и, чего доброго, еще споткнусь и упаду, как последний болван. Я думал, Гарри будет смеяться надо мной, потому что, будь я на его месте, а он – на моем, я бы над ним наверняка смеялся или уж, во всяком случае, гордился бы собой. Но Гарри надо мной не смеялся. Он все улыбался девушке, но, взглянув на меня, стал серьезным.

– Хочешь, пойдем отсюда, – сказал он.

Он говорил так тихо, что я едва расслышал. Я не мог выговорить ни слова, и тогда Гарри встал и сказал:

– Пошли.

Мне стало мучительно стыдно, что я оказался такой скотиной.

– Ну нет, черт возьми, – сказал я. – Ты не должен идти. Я поброжу немножко по городу. Потом за тобой зайду.

Теперь я мог гордиться собой. Я не испытывал ни к кому неприязни, и девушка уже не вызывала во мне таких чувств. Я даже посмотрел на нее и улыбнулся – и, конечно, она улыбнулась мне в ответ.

– Может быть, попозже увижу вас обоих, – сказал я.

Я вышел из ресторанчика. И не побежал. Не спотыкался и не падал. Мне больше уже не хотелось сорвать одежды с девушки, и вещи опять обрели для меня свой смысл. Я постоял перед рестораном, стараясь привести в порядок мысли, потом пошел вдоль по улице. Не успел я дойти до угла, как услышал, что Гарри кричит мне вслед:

– Эй, Джексон, погоди!

И дальше мы пошли вместе. Мне хотелось ему сказать многое, но я не знал, с чего начать. Ну как сказать товарищу, что сожалеешь о том, что возненавидел его? И за что? За то, что у него низкий культурный уровень, за то, что он красив, а ты нет, за то, что он нравится женщинам, а ты нет, и все такое прочее?

Наконец я сказал:

– Славная девушка. Жалко, я был с тобой и испортил тебе все дело.

– Свинья она, а не девушка, – сказал Гарри.

Но по его тону я понял, что ему хочется к ней вернуться, и я сказал:

– Пойди к ней, Гарри. В казарме увидимся.

Вместо ответа Гарри ухватился за фонарный столб, и его вырвало в сточную канаву.