– Верни, как было, – смиренно прошептала Вера. Жаль, конечно, но не стоит пугать и шокировать близких.

– Странная ты, – скривился Квазик и щелкнул хвостом.

Отражение Веры в зеркале повзрослело лет до двадцати пяти.

– Нет, верни к моему настоящему возрасту, – упрямо повторила Вера. Надоели ей эти ненормальные эксперименты, она хочет быть самой собой и точка.

– Не могу, – задумчиво прищурился Квазик, – изначальная материя трактует попытку еще сильнее тебя состарить как причинение вреда здоровью.

– Ладно, сама воображу, – отмахнулась Вера, но отменить свое внезапное двадцатипятилетие не смогла.

– Я же говорю: увеличение возраста свыше двадцати пяти лет – это серьезное причинение вреда здоровью, – объяснил Квазик. – Зачем ты стремишься вернуть свой организм в прежнее, худшее состояние? Не понимаю...

– Мне это «худшее состояние» семи лет постоянного фитнесса и бассейна стоило! – возмутилась Вера. Для своих лет она выглядела отлично! Но главная проблема была в другом: – Меня дочь не узнает и внук тоже.

– Не выдумывай, не так уж сильно ты внешне отличаешься от прежней. Лично я существенной разницы не вижу.

Вера повернулась к демону-хранителю миров: это был комплимент? Может ведь, когда захочет! Приятно слышать, что в тридцать восемь ты выглядела на двадцать пять, а ехидный внутренний голосок самоиронии пусть помалкивает!

Настроение у Веры пошло вверх. Она полюбовалась на расстроенную, раскрашенную в черную полосочку и посверкивающую белыми клыками физиономию ильмира, и сказала миролюбиво:

– Ладно, Квазик, живи! Отменяю свой запрос на вознаграждение. Гордость есть и у низших рас, я еще никого не принуждала жить по моей указке, и тебя принуждать не буду. Как говорится, насильно мил не будешь.

«Кажется, у меня открылся новый талант – талант поражать демонов-хранителей. Бедный Квазик, вот беспокойная ему ильмира попалась: хочет не того, что все, выглядит не как все, постоянно меняет свои пожелания, ничего о его мире не знает, да еще и самоубийством каждый день занимается – то чуть в космос не вылетит, то в изначальной материи потеряется. Поседеет он со мной, бедный».

– Ты странная, я совершенно тебя не понимаю, – проворчал Квазик. – Но спасибо, что отменила свое из ряда вон выходящее требование.

– Ты не одинок в своем непонимании – я тоже не всегда себя понимаю, – пожала плечами Вера и спохватилась: – Пошли, к лингве меня подключишь! – По телу Веры прошел озноб мучительного страха перед невыносимой болью, но она стиснула зубы и двинулась на выход из спальни.

Ее наградили еще одним недоуменно-изумленным взглядом, но в лабораторию провели и к лингве подключили.

В этот раз Вера держалась до конца, запрещая себе прерывать процесс загрузки. Но тело оказалось слабее духа и потеряло сознание на десятой минуте пытки. Очнулась она на кровати и выслушала сообщение, что в этот раз загрузилось еще десять процентов. Итого: восемнадцать. Негусто.

– Но почему прервался процесс загрузки лингвы? Я же его не останавливала! – возмутилась Вера. Было бы так здорово – полежать спокойно в «отключке» пока все сведения не запишутся.

– Влияние на разум живого существа допускается лишь при добровольном и осознанном его согласии на такое влияние, – пожал плечами Квазик с видом «это же всем известно!», – а в бессознательном состоянии об осознанности и речи идти не может, поэтому процесс загрузки прервался автоматически. Чтобы не нарушать твои права и не лишать свободы выбора.

Потрясающе! Что за дикие представления о свободе – кому нужна свобода боли?! Мазохистам? Так Вера не из их числа! О милосердном обезболивании тут и не слышали или специально навязывают необходимость с лихвой прочувствовать всю «прелесть» загрузки знаний? Вере казалось, что второе вернее, а слова о свободе – только красивые слова. Господи, завтра опять придется решиться на эту пытку?! Хватит ли ей силы воли?