Юный герой – the Swallow – в русских переводах стал Ласточкой. И хотя историю о встрече Ласточки с Принцем тоже можно прочесть как «высокую притчу», текст приобрел налет сентиментальности. А главное – менее убедительным стал образ легкомысленного, эгоистичного героя, который возникал в оригинале на первых страницах и затем сравнивался с Принцем, остро чувствующим чужое горе. В начале сказки в голове у молодого искателя приключений – только флирт и удовольствия. Кстати, тема флирта, затронутая осторожно, в рамках сказочной традиции (крылатый герой ухаживает за речной Тростинкой, а потом, заскучав, оставляет ее), в переводах исказилась. Согласитесь, вот эта сцена не очень понятна, если герой превращается в героиню:

Только она (Ласточка) одна осталась здесь, потому что полюбила прекрасную тростинку. Ранней весной, летая над рекой, она заметила ее за густой желтой водорослью; пораженная стройностью тростинки, она остановилась, чтобы поболтать с ней.

– Полюбить тебя? – спросила ласточка, а тростинка ответила ей низким поклоном. Ласточка начала кружиться вокруг стебля… Так ухаживала она все лето за тростинкой. (Перевод под псевдонимом «Г.М. К-кий», 1908)

Думаю, для читателя любого возраста это – просто картина природы, приукрашенная метафорой. Но у Уайльда в этом эпизоде речь идет как раз о любовной истории (которая закончится разрывом), поэтому большая часть переводчиков решила все-таки сделать героев разнополыми:

Она осталась, потому что была влюблена в очаровательнейший Тростник. Она познакомилась с ним ранней весной … и так пленилась стройностью Тростника, что остановилась и заговорила с ним… (Перевод М. Ликиардопуло, 1910)

Но здесь возникла другая неловкость:

…Ласточка почувствовала себя одинокой, и возлюбленный стал надоедать ей.

– Он не умеет разговаривать, – сказала она, –я боюсь, что он очень любит кокетничать, – он всегда флиртует с ветром.

Действительно, стоило только подуть ветру, как Тростник начинал отвешивать любезные поклоны. (Перевод М. Ликиардопуло, 1910)

Как ни крути, романтические связи получились необычными для детской авторской сказки. В двух ранних переводах и одном пересказе этот фрагмент просто исчез – от греха подальше. В ряде других переводчики попытались намекнуть, что Ласточка – это все-таки ОН, а не ОНА, используя применительно к птичке слова гость, иностранец и посланник – неудивительно, что именно в этих переводах в качестве «возлюбленной» появляется Тростинка, а не Тростник8.

Даже выражение my wife в устах Ласточки звучит то как моя жена, то как мой муж, в зависимости от перевода:

Он домосед, – продолжала она, – а я люблю путешествовать и, следовательно, мой муж должен тоже любить путешествия. (Перевод Т. и С. Бертенсон, 1909)

Я допускаю, что она любит домашний очаг9, – продолжала ласточка, – но я люблю путешествовать, и моя жена должна иметь те же вкусы. (Перевод под псевдонимом «Г.М. К-кий», 1908)

С превращением главного героя в героиню сказка так или иначе изменилась. Даже в переводе Корнея Чуковского (благодаря стараниям которого Оскара Уайльда печатали в СССР до тридцатых годов и после смерти Сталина) Ласточка – легкомысленная эгоистка, расставшаяся с Тростником и затем встретившая добросердечного Принца, который помог ей по-другому взглянуть на мир. Перевод Чуковского, созданный в 1912 году, был переиздан в 1960 и публиковался до конца советской эпохи.

Лишь в 1998 году переводчики П. Сергеев и Г. Нуждин (имена, к сожалению, не указаны) опубликовали в сети версию текста, где героем стал Скворец. Образы встали на свои места, а авторские каламбуры, связанные с ними, заиграли новыми красками: