Убить человека непросто, даже если это фашист. Многим в первый раз становится дурно, невзирая на то, насколько, ставший убийцей, крепок душой и телом. Андрей подходил к поверженному врагу с громко бьющимся сердцем. Он знал что увидит.

У мертвеца, опрокинувшегося при падении навзничь, не было правого глаза. Вместо него зияла кроваво-чёрная дыра, отвратительнейшего вида. Каска на его голове отсутствовала. Она валялась неподалёку, а внутри, словно кусок мяса в миске, лежала половина затылка убитого, вместе с ошмётками мозга.

Андрея не вывернуло, как он того ожидал. Вместо этого его охватило странное чувство жалости к неизвестному человеку, которого он вынужден был лишить жизни! Лётчик напрасно старался убедить себя, что это фашист, что он тоже стрелял в него, в Андрея, а шансов победить в этой перестрелке у него было несравнимо больше, хотя бы из-за преимущества в оружии.

Кроме всего прочего, война, потрясшая своими ужасами мир, закончилась более двадцати лет тому назад. Но здесь, в этом мирке она продолжалась, как продолжалась война между римлянами и наёмным войском какого-то восточного владыки, в том мире, который Андрей видел недавно. Но, в отличие от всех предыдущих, в этот мир, где в развалинах города засели гитлеровские солдаты, исполняющий обязанности здешнего бога лётчик ухитрился попасть лично.

Как? Просто шагнул со своего круга, на котором стоял, и очутился здесь. Сделал это ради опыта, а отчасти, потому что согласно мальчишеской своей природе давно хотел оказаться на войне, осознавая лишь её героическую сторону. Вот и оказался…

Здесь было очень холодно. Ещё бы – зима! Его летняя форма, ставшая жутко мятой после просушки, не грела совершенно. (Одежда, которую дала ему Они, таинственным образом исчезла, сразу после того, как он её снял.)

Андрей думал, что если он не найдёт в ближайшие минут десять-пятнадцать убежище или что-то тёплое, вроде тулупа, то ему придёт неизбежный мучительный конец от переохлаждения. Но где взять тёплую одежду в развалинах? С убежищем тоже было непросто. Дома кругом стояли разрушенные практически до фундамента. От мороза прятаться было негде.

Но первый пилот сразу забыл о холоде, когда вдруг загрохотали выстрелы, и со всех сторон засвистели пули от автоматных очередей. На его счастье враг оказался в развалинах только один. Его товарищи воевали где-то неподалёку, он же отлучился сюда по какому-то делу и вот наткнулся на Андрея, почему-то сразу сообразив, что перед ним противник.

Их перестрелка длилась, как показалось пилоту, несколько часов, на деле же прошло совсем мало времени. Андрей, как мог, экономил патроны, ведь у него их было всего лишь две обоймы. Немец, видимо, был опытным бойцом и до последнего момента не высовывался из укрытия, хоть и имел явное преимущество. Но Андрей всё же смог его подловить.

Теперь он стоял над трупом и смотрел на то, что осталось от лица его врага. Это было молодое лицо. Перед ним лежал и безжизненно смотрел в небо единственным уцелевшим глазом, ровесник. Андрей не мог отделаться от чувства жалости. Фашист, не фашист…

Из всех солдат, которых пригнал сюда бесноватый фюрер, наверное, лишь десятая часть являлась убеждёнными фашистами. Остальные шли по общему призыву. Кто-то верил в басню о скорой победе рейха, кто-то делал вид, что верит. Но скорее всего, если бы у них был выбор, большинство осталось бы дома. Праздновали бы сейчас Рождество у жаркого камина в кругу семьи, но нет – извольте пожаловать в русские сугробы, чтобы оставить здесь свои кости!