В семнадцать лет Комоген окончил вечернюю школу – в основном на четверки. Четверки натягивали в поощрение за аккуратную посещаемость. В науках он по-прежнему не блистал. Он твердо знал, что школьные премудрости ему не понадобятся.

Он натаскивал себя для пути наверх, как альпинист перед восхождением. И, как альпинист перед восхождением, обдумывал вернейший маршрут.

Он испрашивал комсомольские поручения, радуя сердца бюро. Его выбрали комсоргом бригады – появилась вожделенная запись в учетной карточке. В цехе он был на хорошем счету: исполнительный, дисциплинированный. И когда он уволился, весьма удивились: зачем, почему?.. Пробовали отговаривать; он отмалчивался непреклонно.

Он поступил на курсы водителей. Полгода жил на стипендию, урезав свои расходы. И проявил себя в новом амплуа: активист добровольной народной дружины. Согласен был дежурить хоть ежедневно. Стал в милиции почти своим человеком: перезнакомился с ребятами, интересовался спецификой работы. Его усердие отметили грамотой к Дню милиции.

Новоиспеченные шофера хлопотали об устройстве: одни стремились на междугородные перевозки, другие в таксопарк, третьи на большегрузные самосвалы. Комоген же по объявлению нашел контору, где требовался шофер легковой машины. И получил старенький москвичок и восемьдесят рублей зарплаты. Он неотклонимо смотрел в будущее.

Мать огорчилась, но мать уже относилась к нему со смутным почтением: положительный, самостоятельный, на зависть соседкам. Сын в ответ только кривил губы и усмехался загадочно:

– Ничего, мамаша, еще буду ездить по главной улице в черном лимузине.

Мать умилялась. Матери – они всегда в таких случаях умиляются…

Перед призывом в армию Комоген предпринял некоторые шаги. Явился в райком комсомола со своей грамотой и попросил рекомендовать его для службы в милиции: чувствует призвание. С ним побеседовали и рекомендацию дали. С этой рекомендацией он двинул на прием к начальнику отделения милиции и, сказав продуманные слова о призвании, попросил позвонить или написать записку райвоенкому. Подполковник улыбнулся, потряс ему руку и пообещал добровольному помощнику посодействовать. Подготовив почву, Комоген отправился к райвоенкому.

– Так где хотели бы служить?

– Если можно – только в войсках МВД. Буду готовиться в училище.

– Думаю, сможем ваше пожелание учесть.

И на милицейском «уазике» появился новый водитель – не водитель, а пример для молодых. Машина вылизана, форма пригнана, ни единого замечания. Выступает на комсомольских собраниях и первым берет повышенные социалистические обязательства. На политзанятиях демонстрирует замполиту знание международной обстановки. Через полгода – ефрейтор, отличник подготовки, член комсомольского бюро роты.

Все свободное время Комоген вертелся в гараже, как-то оказываясь поблизости от машины командира дивизиона. Как водится, сначала разговорился с шофером, потом помог раз, другой; потом подружились. Сближению помогла не только услужливость, но и готовность угостить: за время работы Комоген отложил семьсот рублей и перевел их не на имя матери – на библиотекаршу, чтоб целее были; теперь та посылала ему тридцатку в месяц – кое-какие деньги для солдата.

Часто выдавался случай козырнуть комдиву, глядя в глаза, и отпустить компетентное замечание с присовокуплением того, что он еще на гражданке водил легковую и техникой владеет исчерпывающе. Вполне естественно, что когда командирскому шоферу подошел срок увольняться в запас, был задан вопрос:

– Как относишься к тому, чтоб пойти шофером ко мне?