– Ох, как досадно, я должен был ознакомиться с одним документом. Скажите, а Марта сейчас с матушкой? Она должна знать об этих бумагах.

– Марта находится у себя, прикажете позвать, ваша светлость?

– Пожалуй, да. Позовите.

– Сию секунду будет исполнено.

Господи, что со мной? Да, я в теле шестнадцатилетнего пацана, но сознание-то у меня взрослого тридцатилетнего мужика! Почему я так волнуюсь? Наконец я слышу быстрые летящие шаги, дверь распахивается, и появляется Марта. Я ловлю себя на мысли, что впервые вижу ее в женском наряде. Нет. Конечно, я видел ее в крестьянском платье, когда мы вместе скрывались от святого трибунала. Но я был уверен, что она мальчик, да и крестьянская одежда – это совсем другое. Теперь передо мной обворожительная девушка, одетая в прекрасно сшитое платье из зеленого бархата. Над прической явно как следует поработал куафер герцогини. На шее тоненькая серебряная цепочка с медальоном. Подол наряда, как принято для девиц, несколько не достает до пола, и из-под него выглядывают премилые башмачки с пряжками. Добавьте к этому портрету огромные лучистые глаза и счастливую улыбку – и вы получите полное представление о том, что я увидел.

– Марта, боже, какой же я был болван! Как я вообще мог принять тебя за мальчика! – проговорил я срывающимся голосом и, бросившись к ней, схватив за руки.

– Мой принц! – шептала она, плача счастливыми слезами. – Мой принц, как давно я вас не видела!

– Полно, Марта, не плачь! Я рядом, я с тобой. Мы никогда теперь не расстанемся.

– Правда? – спросила она срывающимся голосом.

– Что здесь происходит?! – раздался за спиной властный голос герцогини Брауншвейг-Вольфенбютельской. – Кто-нибудь мне объяснит это?

Маменька, блин, как вы все же не вовремя! Чего бы вам княжной Агнессой Магдаленой не заниматься? Впрочем, а кому легко?

– Матушка, а вот и вы! А мы тут с Мартой как раз о вас говорили!

– Вот как? И говоря обо мне, вы собирались не расставаться с этой бедной девушкой?

– Разумеется, ведь вы взяли ее на службу, а я ваш сын, не так ли? Я наконец обрел свою матушку после долгой разлуки и не собираюсь расставаться теперь с ней, – проговорил я с видом как можно более невинным.

Ее герцогская светлость подарила мне взгляд, в котором скепсис перемежался с удивлением.

– Марта, дитя мое, мне надо поговорить со своим сыном, оставь нас, пожалуйста.

Марта, сделав книксен, убежала. Как только стих стук ее каблучков, герцогиня спросила меня:

– Сын мой, как вам удалось проникнуть ко мне и встретиться с Мартой? Я ведь отдавала на этот счет самые четкие указания.

– Матушка, вам не следовало забирать с собой всех, кому вы давали такие указания. Я просто зашел и отдал приказание, как человек, имеющий на это право. Никто не посмел мне отказать.

– Да уж. Отдаю должное вашему изворотливому уму.

– И мой ум, ваша светлость, совершенно не понимает смысла ваших усилий. Если бы вы взяли на себя труд разъяснить мне, в чем этот смысл состоит, возможно, я пустил бы свою изобретательность в более продуктивное русло.

– Сын мой, вы очень молоды, и я боюсь, что можете наделать глупостей.

– Матушка, признаю, я сделал немало глупостей за свою не слишком продолжительную жизнь, но мне любопытно, от каких именно вы хотите меня оградить? Ведь может же случиться так, что ваши усилия окажутся напрасны.

– Сын мой, вы должны начать новую ветвь рода Никлотичей, и вам следует жениться на девушке вашего круга. Ваш брак должен принести вам прежде всего политические выгоды.

– Совершенно согласен с вами, матушка, но хочу заметить, что я довольно молод для брака. И ради всего святого, а при чем здесь Марта?