На пороге застыли кухарка с любовницей Ганса. А перед ними я, голый дух их хозяйки. Видно, именно поэтому, что за духа приняли, тучная тетка и грохнулась на пол без чувств. Именно, грохнулась! Дом даже ходуном заходил от этого. А Грымза, хоть и выглядела болезненно, но на ногах устояла. И пошла на меня, сверкая глазами. Тут уж и мне сделалось не по себе. С сумасшедшими-то связываться!.. А с лестницы гремел голос Ганса. А окно я же, дурище, зачем-то закрыла. И ничего другого не придумала, как обратиться тогда собакой.

Вот ею-то я на Клотильду и бросилась. Вернее, мимо нее пронеслась ветром, серым таким. Мимо онемевшего Ганса тоже. Дальше прошмыгнула вниз, в прихожею, а там, на мое счастье, мужик разнорабочий дома зачем-то дверь открыл. В ту щель я и выскочила. И нисколько на месте не задержалась, а побежала вдоль улицы. Но неслась ураганом недолго. Заставила себя остановиться и отдышаться. И дальше пошла шагом.

Тогда и заметила, что на город опустились совсем уж густые сумерки. Вот и подумала, как бы не опоздать и явиться до прихода тетки Габи. А то, вдруг дуэнья надумала бы ко мне в комнату наведаться и новостями поделиться. Поэтому прибавила шаг. А как оказалась ближе к дому, так начал мое сознание будоражить какой-то запах.

– Боги! Да это же Ястреб здесь был. И что он делал так близко от дядиного дома?

Я проследила за перемещениями Эдварда, поводила собачьим носом везде, и тогда поняла, что капитан совсем близко к нашему дому не подходил. Он постоял на перекрестке, откуда хорошо просматривалось все здание и его крыльцо.

– Надо же, приходил! – От этих мыслей сердечко забилось часто-часто.

А в душе появилась надежда, что Ястреб все же не выдержит испытания разлукой со мной и явится с более существенным предложением, чем плавать с ним по морям и океанам возлюбленной пирата. Но уж точно не сегодня, ведь почти совсем опустилась ночь. А вот завтра…вполне возможно! И от этой мысли захотелось скакать, кружиться волчком и хохотать, то есть подвывать, так как все еще была в образе собаки. Кстати, раз еще не обернулась человеком, и острое чутье не утратила, то следовало обнюхать наше крыльцо. Не явилась ли тетка? Похоже было, что нет, не прибыла еще от подруги.

Осознание этого придало мне бодрости. Я даже некоторым образом приосанилась. И еще меня так и потянуло на озорство. Какое? Очень легкомысленное, как потом себе призналась. Но в тот момент оно мне казалось совсем мизерной шалостью. А что такого, подкинуть некоторым не в меру любопытным соседям ложные сведения? Это же значило увести по ложному следу. А еще хотелось немного встряхнуть это сонное царство.

– Так, так! Почтмейстеру, выходит, снова не спится… – Приметила я его круглую фигуру, затянутую в домашний халат.

И он, как будто, прятался на своем балконе. Сначала подумала, что мне это только показалось. А потом поняла, что нет, действительно таился. А на меня, то есть на серую псину, что сидела на мостовой под фонарем и вертела башкой, внимания, конечно же, не обратил.

– Что он хочет разведать? Уж не караулит ли снова интересные моменты под окнами дядиного особняка?

Похоже было на то. Вон как шею тянул из-за цветка в горшке в том направлении.

– А что, если его взгляд перенаправить? – Вот с этой мысли и началась моя шалость, которая потом вылилась в легенду нашего города.

Той ночью мне удалось славно выспаться. И как иначе, если домой явилась даже не ночью, а поздним вечером, и спать легла сразу после легкого ужина. А тетка, кстати говоря, пришла много позже меня и даже после ужина. Было интересно узнать, что ее так задержало у подруги, но, с другой стороны, спокойнее, когда с ней реже видишься. Вот и отправилась сразу к себе, не дожидаясь, когда тетя Габи снова начала бы меня «воспитывать». И вот я прекрасно выспалась. И даже утром никто не барабанил в мою дверь. Красота! Но!.. Но я очень волновалась за свои документы, оставшиеся лежать в густом кустарнике под окном дома Ганса. Нет, они хорошо так провалились в самую середину густых ветвей и были надежно скрыты от глаз посторонних, но… Но мало ли что!