Первой заговорила девушка, на этот раз естественным голосом, звучащим гораздо выше:

– Шестьдесят семь… А на самом деле?

Он решил продолжить говорить правду; стало интересно, к чему это может привести:

– На самом деле я живу другой жизнью, а все, что происходит здесь, мне кажется.

– Вот как… – удивилась Орит, – и я кажусь?

– Да. И ты самое прекрасное из моих видений, – отвесил он комплимент.

Красавица чуть улыбнулась, дав понять, что комплимент принят.

– Ты либо действительно сумасшедший, как говорит про тебя твой хозяин, либо апологет какой-то странной разновидности солипсизма9, что одно и то же по сути… – легко выдохнула она неожиданно сложную конструкцию. Заметив его недоумение, спросила. – Надеюсь, ты не из тех солипсистов, которые не признают существования образованных женщин даже в собственном воображении?

Он помедлил с ответом – преображение школьницы в аспирантку было чересчур резким:

– Возможно, ты получила то, что вы называете здесь образованием, но ты безрассудна. Скажи, как решилась ты принять меня наедине? Сумасшедшего. Раба. Гладиатора – то есть человека, которого под страхом смерти заставляют убивать других людей. Значит, он не дорожит ни своей, ни чужой жизнью… Кто может быть опасней? Дикий зверь?

Она ответила уверенно:

– Я видела, как благородно ты вел себя на арене. Будь ты жесток и необуздан, твой противник блуждал бы сейчас по царству мертвых… А почему ты думаешь, что тебе привиделась эта жизнь, а не та, другая?

Он подумал немного.

– Там я прожил очень долгую жизнь, а здесь всего несколько дней. Я знаю вещи, о которых здесь не знает никто. Этого достаточно?

Орит глотнула вина.

– Ипполит Родосский говорил, что наш разум способен на гораздо большее, чем сам может себе представить. Почему ты не допускаешь, что твой мозг обманывает тебя, а тот мир и те знания, о которых ты говоришь, – лишь мираж?

Он засмеялся.

– О! Тогда у меня мозг гения, – и решил сменить тему. – Вот в толк никак не возьму: зачем я тебе нужен? Я слышал, конечно, про эти ваши свободные нравы. Но ты не похожа на… – Урсус замялся, подбирая слова.

– На кого? На свободную женщину, вольную выбирать себе мужчин? Я надеюсь, ты это хотел сказать?.. Внешность обманчива, – вернула она его недавний ответ и положила ногу на ногу. Бедро оголилось слишком высоко для того, чтобы это могло быть случайностью. Это кокетство выглядело уже гораздо натуральнее. Урсус почувствовал, как краснеет.

– Давай еще выпьем? Мне кажется, ты напряжен, – предложила она.

Они выпили. Он так и не находил слов, чувствуя себя мальчишкой на первом свидании. Тогда она сказала:

– А знаешь, Урсус, я готова поверить, что тебе очень много лет. Другой бы на твоем месте… Я не нравлюсь тебе?

Вопрос был задан с такой искренней обидой, что вместо ответа он поставил недопитый кубок, поднялся и протянул ей руку…

– Антоний, а чем ты занимаешься там у себя… где тебе много-много лет? – спросила она, лежа головой на его груди.

– Уже ничем. Я на пенсии, – сказал он, трогая кончиками пальцев ее плечо.

– А до пенсии? Ты был солдатом? Нет! Подожди, не отвечай. Я догадаюсь…

– Попробуй, – ему стало интересно.

– Никаким солдатом ты не был. Ты даже не убивал никого, – Орит остановилась, ожидая подтверждения.

– К своему стыду – да, – согласился он.

– Я это поняла, потому что ты не смог убить Агмона.

– Скорее не захотел, – поправил он ее, но через секунду передумал. – Хотя ты права, пусть будет «не смог».

– Ты умный и нежный… Хорошо говоришь… Но при этом силен и дерешься как лев… Я бы предположила, что ты греческий бог или по меньшей мере полубог. Но я не верю в греческих богов.