– Для Приказа стараюсь, он не обидит, – осклабился гном, в глазах которого, аки на мониторе, уже светилась цифра вознаграждения. – Чай, свои, не чужие.

– Ну-ну.

Наверху я приказал перво-наперво дать перебежчику горячего вина. Жбан с готовностью выполнил приказ, но в глазах мелькнула искринка жадности. Ничего, не убудет. Вишь, кошелек мой, словно рентген у научников, уже давно глазами просветил да в карман свой положил.

– Имя, фамилия, отчество? – спросил я, присаживаясь напротив за столом.

Зал, по случаю задержания, был пуст. Оборотни всех выгнали на улицу, дабы не мешали сыск проводить, остались только Георг и двое с ним. Незнакомец, прихлебывая вино, приходил в себя. Его руки еще дрожали, но зубы уже не танцевали во рту. Он поставил кружку на грубую мокрую столешницу, посмотрел на меня, словно видел впервые, а потом сказал:

– Какое это теперь имеет значение?

И столько в его голосе было горечи, что я на мгновение растерялся. Молодой еще, лет тридцать от роду, а сейчас но вдруг враз постарел на добрый десяток лет, а то и больше. По лицу пошли морщины, потухшие глаза смотрели на меня, как на пустое место. Ладно, толку с него сейчас все равно никакого, так не лучше ли пока покалякать с хозяином харчевни?

– Жбан, можно тебя на минутку? – спросил я излишне вежливо, вставая из-за стола и направляясь к выходу.

– С нашим удовольствием! – гном, не смотря на свой огромный живот, мгновенно оказался перед стойкой. И как ему это удается? Ладно, будем считать, что прогиб засчитан.

– Идем, поговорим ладком, – предложил я на ходу, направляясь на улицу.

Георг сотоварищи остался в зале сторожить задержанного. Я сел на завалинку, прищурился, греясь на солнышке. Жбан, изогнувшись буквой «зю», застыл передо мной.

– Ну, рассказывай, что к чему, – предложил я.

– Да че было-то? – засуетился гном. – Приперся, значит, энтот, стал расспрашивать, мол, где это он очутился, да как городок наш называется, да главный где, да как с ним свидеться. Ну, я сразу смекнул: чужак. Зубы ему, значит, заговариваю, мол, отведай наш хлеб-соль, а сам на улицу выскочил да звезду послал, за помощью, значит. Ну, стол ему накрыл да караулил, пока добры молодцы оборотни не заявились. Энтот, значит, ест, а сам мне какую-то кле…кред итку какую-то предлагает, мол, оплатит обед. Я, значит, его угощаю и от денег так отказываюсь, мол, угощение задаром, по доброте душевной. Зубы, значит, заговариваю. Ну, он и купился. А туточки и Георг подоспел. Мы энтого скрутили да в холодную упекли. Уже потом Георг вам, богатырь, весточку отправил.

– Все? – спросил я, глядя на гнома в упор. – Ничего не утаил?

По тому, как забегали его глазки, я понял, что интуиция меня не подвела.

– Как на духу! – гном разве что в ноги не бухнулся и так честно в глаза мне начал заглядывать, мол, вот он я весь, нараспашку, честный и открытый.

Моя протянутая к нему рука заставила харчевника заткнуться на полуслове. Повинуясь требовательному жесту, Жбан скукожился, несколько раз зыркнул на меня, вздохнул, потянулся к засаленному фартуку, вытащил из-под него что-то и положил мне в ладонь. Я увидел цепочку с кулоном из серебра, в центре которого красовался небольшой камешек. Рубин, но какой чистоты! Грани на солнце заиграли, как живые. Казалось, не камень это вовсе – капелька живой крови!

– Что-то не верится мне, Жбан, что перебежчик сам тебе его отдал, – усомнился я, все еще глядя на украшение. – Колись, как вещица к тебе попала.

Гном только сопел да зыркал на меня своими поросячьими глазками, в которых проснулась злоба. Ну, зыркай не зыркай, а мне на твои взгляды – тьфу и растереть.