– У аппарата.

– Привет, дядя, – отозвался я. – Это Ник звонит.

– Привет, племяш, – отозвался «дядя» ровным голосом. – Ты в Киеве?

– Да, мы тут под дождь с приятелем попали. Отец привет передавал и кланяться велел.

– Привет привезешь?

– Нет. Отец его почтой отправил.

– Хорошо, приезжай. И приятеля захвати.

На том разговор и закончился. Егор с интересом следил за мной, но вида, что ему в диковинку, не подавал. Еще один бал в пользу послушника.

Я рассчитался, забрал пластиковый пакет с покупками и покинул магазин. Егор шел за мной, как привязанный. Он уже слегка пообтерся, так что успевал сразу несколько дел делать: и следом идти, не отставая, и головой вертеть. Ну, это до поры до времени. Он еще метро не видел.

Чтобы доехать до Троещины, нам надо было перейти на станцию «Крещатик». Под дождем идти не хотелось, поэтому я повел Егора на станцию «Майдан». Купив с десяток жетонов, я показал Егору, что нужно делать.

– Ничего сложного, – сказал я, подходя к турникету. – Кинул жетон – и прошел.

Слова я проиллюстрировал, как говорят в Пограничье, своими действиями, оказавшись по ту сторону турникета. Егор неуверенно скопировал мои действия, игнорируя недовольные возгласы пассажиров, собравшихся за его спиной. Теперь наступал самый ответственный момент: эскалатор. К моему удивлению, послушник легко ступил на ленту, словно делал это не единожды.

– Нас в школе учили, – пояснил он, улыбаясь.

Я оттеснил его к правой стороне, оставляя левую для свободного прохода, а про себя чертыхнулся. Ну конечно! В любой школе, обучающей воинскому ремеслу, есть такая дисциплина, как ведение боя в движении. И не важно, движешься ли ты, аль земля под тобой. В отработке боя применяют схожие с эскалатором скатерти, которые несут человека к указанной цели. Недаром в пожелание доброго пути у нас говорят: скатертью дорожка.

Егор, стоя на ступеньку ниже, тихонько восхищался Пограничьем, задавая мне почти шепотом вопросы: от чего горит столько свечей, да почему они не коптят, что за волшебство такое, да куда нас скатерть несет, и почему столько люда под землю лезет.

Я отвечал терпеливо, но постепенно начинал выходить из себя, поминая дэва (чтоб ему икалось в кельи без остановки!). Постепенно в голове рождался один вопрос, который будет мучить меня, наверное, до конца нашего дела. Догадались? Это не сложно. Спрашивается: зачем на такое ответственное задание отправлять несмышленыша, который уже кровушки моей попил своими вопросами, а то ли еще будет? Что-то здесь не так с самого начала.

Гул подъезжающего поезда заставил Егора напрячься. Чтобы он не тормозил, мне пришлось буквально тащить его к переходу за рукав. Паренек с восхищением смотрел, как железный монстр выпускает и заглатывает в свое чрево толпы народа. Приближался час пик, и нужно было спешить, чтобы успеть до наплыва людей поспеть на нужную электричку.

– Вот это подземелье! – Егор восхищенно причмокнул, поспешая за мной. – Так светло, чисто. А убранства какие богатые! И это все для простого люда?

– Да уж, – пробормотал я. Местные толстосумы в метро не ходют. У них персональный транспорт.

Если с эскалатором Егор справился легко, то в вагон он заходил с опаской. Благо, толпа помогла. Нас буквально занесли внутрь, едва не вырвав у меня из руки пластиковый пакет с обновками. Послушник мой несколько растерялся, но быстро взял себя в руки, притиснувшись ко мне вплотную.

– Егор, попустись, – попросил я тихо. – Здесь так не принято, нас могут неправильно понять.

Паренек слегка отступил.

Пока ехали под землей, Егор осматривал пассажиров, приглядывался, пытаясь понять, почему люди ведут себя так, а не иначе. Почему книги читают тут, а не дома, почему уступают друг другу места, вежливо меняясь перед выходом, заранее подходили к дверям, которые без всякого волшебства открывались и закрывались, да кто из них громко объявлял остановки. Но, когда поезд выехал на поверхность и народу поуменьшилось, Егор переключился на окрестности. Он буквально прилип к окну, разглядывая величественный, широкий Днепр, который сейчас был покрыт седыми бурунами волн. Я много раз уже видел эту реку, пил ее воду, пусть не чистую, но все равно сладкую, и каждый раз наполнялся благоговением перед ней. Древний, могучий Славутич легко, как перышки, нес на себе суда и катера, и казалось, нет конца и края той силушке, что всю землю Руси Киевской питает да с людом ее делится. Смотришь с крутого берега на воды седые, и понимаешь: вот, откуда такая жажда воли и несгибаемый характер у русичей, вот почему не согнет их ни один враг, даже сродственник с севера, брат, якобы, старший. Ибо потерялся, оторвался в своей гордыне он от корней своих истинных. В том его сила, и в том погибель. На все свой срок. Откуда я это знаю? Да уж пришлось по разным странам побывать да народ разный повидать.