Супруги Сен-Мартен уехали на автомобиле. А мы с Жаном Даспри, милым и беззаботным Даспри, жизнь которого так трагически оборвется через полгода на марокканской границе, возвращались пешком темной, теплой ночью. Когда мы подошли к небольшому особняку на бульваре Майо, где я жил вот уже год, переехав в Нёйи, он спросил:
– Вам тут никогда не бывает страшно?
– Господи, с чего бы это?
– Черт возьми, ваш дом стоит совсем на отшибе, вдалеке от остальных. Соседей нет. Вокруг пустыри… Я не трус, но все же…
– Вы не трус, вы шутник!
– Да нет, я не шучу. На меня произвели сильное впечатление истории о бандитах, которыми нас развлекала чета Сен-Мартен.
Он пожал мне руку и удалился. Я достал ключ и открыл дверь.
– Надо же, – пробормотал я, – Антуан забыл зажечь свечу.
И тут я вспомнил, что Антуан уехал, ведь я сам отпустил его.
И сразу же темнота и тишина показались мне гнетущими. Я на ощупь, второпях поднялся в спальню на втором этаже и тотчас, вопреки привычке, запер дверь на ключ и задвижку.
Огонек свечи вернул мне хладнокровие. И все же я вынул из кобуры револьвер, большой дальнобойный револьвер, и положил возле кровати. Эта предосторожность окончательно меня успокоила. Я лег и, как каждый вечер, чтобы заснуть, взял с ночного столика книгу.
Каково же было мое удивление, когда внутри вместо ножа для разрезания страниц я обнаружил конверт, запечатанный пятью красными сургучными печатями. Я схватил его. Вместо адреса были написаны мое имя, фамилия и пометка «Срочно».
Письмо! Письмо на мое имя! Кто мог вложить его сюда? Слегка волнуясь, я вскрыл конверт и прочел следующее:
Начиная с того момента, как Вы вскроете это письмо, что бы ни случилось, что бы Вы ни услышали, – не шевелитесь, не делайте ни одного движения и не кричите. Иначе Вам конец.
Я вовсе не из трусливых и так же, как и многие, умею сохранять спокойствие перед лицом реальной опасности или подшучивать над выдуманными угрозами нашего разгулявшегося воображения. Но повторяю, я находился в необычном расположении духа, к тому же оказался довольно впечатлительным, и у меня явно сдали нервы. Впрочем, разве во всем этом не было чего-то тревожного и необъяснимого, что впору потрясти самых больших храбрецов? Мои пальцы нервно сжимали листок бумаги, а глаза без конца перечитывали эти устрашающие строки: «Не делайте ни одного движения и не кричите. Иначе вам конец». «Да нет же, – думал я, – это какой-то розыгрыш, просто дурацкая шутка».
Я едва было не рассмеялся, причем во весь голос. Кто может мне в этом помешать? Почему неясный страх сжимает мне горло?
Как бы то ни было, я сейчас задую свечку. Нет, нельзя. «Не делайте ни одного движения! Иначе вам конец» – так было написано.
Стоит ли бороться с предчувствиями, которые зачастую имеют над нами бо́льшую власть, чем самые достоверные факты? Оставалось лишь закрыть глаза. Я так и сделал.
В ту же минуту в тишине раздался какой-то легкий шум, потом что-то затрещало. Мне показалось, что звуки доносятся из большой соседней комнаты, отделенной от спальни лишь предбанником.
Близкая опасность привела меня в возбуждение, я чувствовал, что сейчас вскочу, схвачу револьвер и брошусь туда. Но я не вскочил: напротив меня на окне слева зашевелилась занавеска.
Сомнений не оставалось: она действительно зашевелилась. И продолжала шевелиться! И я увидел – причем вполне отчетливо, – что в узком пространстве между занавеской и окном вырисовывается человеческая фигура.