Первый всплеск магической силы зарегистрирован в 1996, когда Жильберу было 15 лет. Слабый маг воздуха, с резервом не более восьми единиц. Поскольку в специальные учебные заведения принимают с резервом не менее двенадцати единиц, обучался Жильбер дома, вначале с мэтром Танаре, затем, после третьего совершеннолетия, с мэтром Эспре.

Тут Лавиния хмыкнула: Себастьяна Эспре она отлично знала, неплохой педагог и хороший теоретик, но очень слабый практик. Впрочем, для обучения молодого человека с малым резервом это самое то.

В двадцать пять поступил на военную службу в чине суб-лейтенанта, в шестьдесят уволился гранд-майором, в связи со смертью отца и унаследованием титула. С момента увольнения поселился в родовом имении, откуда не выезжал вообще. Одиннадцатого графа ни разу не видели ни у соседей, ни в Анже, хотя бы на ежегодном балу у мэра города. Впрочем, его арендаторы исправно работали на виноградниках, вино было неплохим для своего региона, но не выдающимся. Налоги в казну поступали, жалоб на притеснения не было, завидным женихом он в силу возраста считаться не мог, и Буа-Жибо сочли безвредным мизантропом, оставив в покое.

Уже остывшее тело графа обнаружил его камердинер Пьер утром четвёртого мая, когда принёс ему кофе и булочки. Пьер вызвал местного врача, который и зафиксировал естественную смерть. Правда, в выданном им свидетельстве причины смерти были указаны несколько необычно: от полного упадка жизненных сил.

Конечно, Лавинии доводилось, и не раз, встречаться с таким диагнозом. Полный упадок жизненных сил обычно следовал у магов сразу же за полным израсходованием сил магических. Но – как всегда, Тёмный таится в деталях – у сильных магов. А покойник был слабым воздушником.

Очень, очень интересно.

Дальнейшая цепь событий связывалась обычным образом: маг-медик вызвал городскую стражу Анже, а те уже убедились, что смерть была естественной и пригласили нотариуса для совершения положенных законом телодвижений.

Завещания нигде в замке не нашли.

Кстати, женат Буа-Жибо никогда не был. Не обнаружилось у него и близких родственников, а ведь самый уважаемый нотариус Анже, мэтр Калиссак, предпринял серьёзные их поиски. По закону замок и прилегающие земли отходили под управление короны, если в течение полугода никто не предъявит прав на наследство.

Госпожа Редфилд захлопнула картонную обложку и сказала:

– Ну что же, давайте меняться?

Дюпон остановил экипаж на обочине, выскочил и открыл для неё дверцу. Лавиния села на место водителя и кивнула на документы:

– Читайте. Полчаса вам хватит?

– Должно хватить, – ответил молодой человек, аккуратно раскрывая папку.

– Тогда перед поворотом к замку остановимся и обменяемся впечатлениями.

Когда госпожа коммандер остановила экипаж возле указателя «Буа-Жибо», я дочитал материалы и был готов к чему угодно.

– Итак, Дюпон, какие вопросы вы задали бы тем, кто подбирал материалы?

– М-м-м… – промычал я, ещё раз пролистывая содержимое папки. – Ну, во-первых, а с медиком кто-нибудь говорил? Диагноз-то нестандартный.

– Хорошо… А ещё что?

– А ещё у меня вопрос не к ним, а к вам: почему вызвали нас?

И так хорошо у меня выговорилось это самое «нас», так естественно, что я даже слегка сумел перевести дух.

Госпожа Редфилд усмехнулась и ответила:

– Сыщика, как и волка, кормят ноги. Слыхали об этом? – и, дождавшись моего кивка, продолжила: – А ещё, кроме хорошо натруженных ног, у настоящего сыщика есть чутьё. Кому-то в городской страже или в отделе магбезопасности Анже оно нашептало, что в смерти, посмертии и наследственном имуществе графа есть некие несообразности.