– «Юпитеру» занять позицию за «Марсом» вне створа двигателя погружения, – звучит со стороны командира звездолета. – Приготовиться к маневру.
– Группе Контакта готовность, – добавляю я со своей стороны. – Практикантам рекомендовано не покидать каюту.
– Навигационным буям сигнал: навигация запрещена, – добавляет вахтенный начальник.
Начинается вполне привычная работа, при этом поднимаются щиты, подключаются и системы маскировки, потому что случаи, как папа говорит, бывают разные, а рисковать не хочет совсем никто. Да и не нужен нам глупый риск, чай, не Вторая Эпоха на дворе, а уже Пятая. Живет и развивается Человечество…
– Приготовиться к погружению, – спокойно отдаю команду я, как начальница экспедиции.
Разумеется, мы знаем уже, почему папин корабль так побился при «всплытии». Все меры были приняты незамедлительно, двигатели усилены, потому нам то же самое уже не грозит, если следовать инструкции, а именно ей я сейчас и следую. Загораются синие огни изоляции темпорального поля, зелень экрана указывает на безопасность маневра и окружающей среды, медленно гаснут звезды: при погружении во времени они не видны – такова особенность этого типа движения.
– Начато погружение, – отзывается офицер навигации, который сейчас за движение и отвечает. – Процесс нормальный, флуктуаций нет.
– Очень хорошо, – киваю я, зная, что погрузиться мы должны так, чтобы оказаться в Пространстве до появления загадочного звездолета. – Ира, в рубку подойди, пожалуйста, – действуя по наитию, зову я главу наших эмпатов.
Чует мое сердце – эмпаты мне сейчас очень сильно понадобятся, а раз ощущение такое сильное, то это совершенно точно активировался дар. Вот чем-чем, а сигналами дара манкировать нельзя, нам всем это в свое время хорошо объяснили.
Ну что же, сейчас мы посмотрим, с чего вдруг такие реакции…
Малыши
Меняется все неожиданно. Сначала я слышу чей-то плач, но неизбежной расплаты за ним не следует, как будто надзиратели решили заставить нас помучиться от невозможности помочь малышу или малышке. Жестокие игры надзирателей становятся все более страшными. Я прижимаю к себе мою Си, надеясь только на то, что с нами они играть не будут. Малышка моя испугана, кажется, постоянно, но пока прижата ко мне, страх ее не такой большой.
В какой-то момент плач становится тише, но полностью не исчезает, что дарит надежду – малыш жив. По голосу я не могу определить, малыш это или малышка, но просто надеюсь… Видимо, Хи-аш погибла, такое бывает, я знаю. Может быть, ребенок сможет найти питальник самостоятельно. Я бы очень хотела помочь ему, но даже и не вижу малыша, поэтому ничего сделать не могу.
– Мама, а почему вокруг нас вот это? – спрашивает меня Си, заставляя вздохнуть. Сейчас мне придется рассказать моей маленькой, что мы навсегда в тюрьме.
– Все, что ты видишь вокруг нас, – начинаю я свой рассказ, – это тюрьма, но она и наш дом. Это решетки, – показываю я, – не дающие нам убежать. А есть еще жуткие существа – надзиратели. Они похожи на нас, но намного выше и страшнее.
Вот теперь я рассказываю малышке, почему надо сразу прятаться за мамой, едва только увидит надзирателя. Она слушает меня жадно, все-все сразу запоминая, как и я когда-то слушала свою Хи-аш. И я точно так же прижимаю к себе малышку, показывая ей, что мама защитит. И моя… доченька очень хорошо понимает это. Кажется, я не должна знать таких слов: «сын», «дочь», но генетическая память показывает мне, что тюрьма была не всегда. А раз она была не всегда, то возможно и освобождение. Только каким оно будет?