– Увы, ни одного любовного письма сегодня вам не пришло, месье. Да-с, никаких billets-doux.[12] Только два счета. – Он положил на заляпанный чернилами прилавок два обшарпанных конверта и подтолкнул их Беннетту. – Ах да, и ваша газета.

Беннетт засунул счета в карман, кивнул Папину, забрал свою «Интернэшнл геральд трибьюн» и отправился в кафе «Крийон», в самый центр общественной жизни Сен-Мартина. Здесь собирались местные любители игры в шары, boules, здесь же каждый день начиная с двенадцати часов можно было пообедать за пятьдесят франков. Зал кафе был длинным и темным, по одной стене от края и до края простирался необозримый оцинкованный прилавок бара, весь в царапинах от долгого использования, столы и стулья были расставлены на кафельном полу без какого-либо намека на систематичность, а в углу стоял игровой автомат. Правда, этот автомат потерпел поражение в поединке с игроком-энтузиастом еще пару лет назад и с тех пор не работал.

Но кафе, безусловно, имело некую особую атмосферу, которую создавали его владельцы, Анн-Мари и Леон, молодая чета, променявшая офисную жизнь в Лионе на то, что Анн-Мари шутливо называла «карьерой доброжелательности и гостеприимства». В деревне к ним относились настороженно и с изрядной долей скепсиса, местным жителям они казались чуть ли не иностранцами, а их веселость и неуемный оптимизм и вовсе вызывали серьезные подозрения. Однако Анн-Мари была уверена, что не пройдет и двадцати лет, и их наконец примут как родных. Беннетт, еще один иностранец, не познавший жизнь настолько, чтобы перестать улыбаться, всегда радовался их шуткам. Хозяева кафе представляли собой приятное разнообразие по сравнению с селянами, изо дня в день мрачно игравшими в карты в глубине зала, видимо в ожидании конца света.

Леон оторвался от газеты «Ле Провансаль», которую внимательно изучал за своей стойкой.

– Bonjour, chef. Du champagne?[13] – Он потряс руку Беннетта и поднял брови. – Biere? Pastaga?[14] – По мнению Леона, хороший клиент начинал принимать алкоголь сразу после завтрака, поэтому он разочарованно принял заказ Беннетта на чашку кофе. Вдруг его лицо прояснилось. – Может быть, немножечко плеснуть вам в кофе? Я бы рекомендовал Calva[15] – совершенно изумительная, домашнего приготовления.

Беннетт покачал головой:

– Может быть, после обеда. Что Анни готовит нам сегодня?

Розовое лунообразное лицо Леона расплылось в улыбке, и он поцеловал кончики толстых пальцев:

– О, настоящий шедевр – чечевичная похлебка с беконом и лионскими колбасками. По-моему, слишком жирно за пятьдесят франков. – Он пожал плечами. – Ну что тут поделаешь? Все они хотят не просто обед, а настоящий банкет, но за те же деньги.

– А кому сейчас легко, Леон?

– Bien sûr.[16] А потом мы все помрем. – Он ухмыльнулся и налил себе пива, а Беннетт захватил чашку кофе и отнес ее к окну, чтобы при свете дня почитать газету.

Газета «Геральд трибьюн» была одним из немногих излишеств, которые Беннетт мог себе позволить. Ему нравился ее небольшой формат, сбалансированное, выверенное редакторами содержание и достаточно сдержанное отношение к скандальным новостям. Последнее помогло газете избежать печальной судьбы ее британских сестер, которые давно превратились в кричащие таблоиды, занимающиеся лишь обсасыванием пустых сплетен. Он перестал читать британские газеты, когда вдруг понял, что не знает даже имен людей, чьи жизненные перипетии, выходки и проступки обсуждались на их страницах.

Прихлебывая кофе, он начал просматривать заголовки международных новостей, помещенные на первой странице. Так-так, в России неспокойно. Европейский парламент опять передрался. А что в Штатах? Ну конечно, тоже грызутся между собой в Сенате. Умер известный голливудский актер. Да, не самый веселый сегодня денек, подумал Беннетт и обратил взгляд через окно на деревенскую площадь, где миниатюрные французские флаги, установленные над военным мемориалом, весело трепетали на ветру. Солнце уже поднялось высоко, небо приобрело ярко-синий цвет, а серо-зеленые горы вдалеке, наоборот, как будто подернулись дымкой. Боже, как была противна Беннетту даже мысль о том, что он может отсюда уехать, променять это место на зубодробительно-скучную офисную работенку в каком-нибудь заледеневшем северном городе.