Выговский задумался. Ему и в сыскной полиции нравилось, и с Тарусовым поработать хотелось.

– Буду крепко думать! Конечно, работать с вами большая честь, да и перспектива заманчивая. Только вот мерзавцев защищать не хочется! Не по нутру мне спасать убийц от справедливой кары. Взять того же Муравкина – это ж надо, какой супостат! Брат ему работу нашел, с жильем помог, а он его топором!

– Муравкин сразу сознался?

– Где там… Первый день запирался! Подкинули, мол, голову.

– А кто подкинул? Версии выдвигал?

– Нет! – помотал головой Антон Семенович. – Де, кто-то из пришедших на поминки.

– А вдруг так и было?

– Нет! Он убийца, он! Чуйка мне подсказывает!

– Кто-кто подсказывает? – едва не поперхнулся коньяком Тарусов.

– Чуйка! Интуиция то бишь.

– Да-с, Антон Семенович! За время работы в полиции ваш словарный запас, безусловно, обогатился.

– Не без того, – не расслышав иронии, согласился Выговский.

– И все же – как же вы добились признания? Допрашивали с пристрастием?

– Что вы! – едва не обиделся Антон Семенович.

– Ой ли?

– Пальцем не тронули! В съезжем доме Петербургской части против таких молчунов оружие секретное имеется.

Тарусов чертыхнулся. Неужели фармацевтику какую придумали?

– Вам ли не знать, Дмитрий Данилович! – продолжил Выговский.

– Просветите! – Голосом, не обещавшим ничего хорошего, сказал князь.

– Отец Мефодий там окормляет. И так душеспасительно, что мазуриков до костей пронимает! Мишка Тосненский месяц молчал, где подельник его прячется. А с Мефодием поговорил четверть часа – и все подчистую выложил. Эх! Этого бы батюшку в штат…

– Вы утверждаете, что Муравкин после беседы с попом…

– Да, да! Сам на допрос запросился!

– Поп, поп, толоконный лоб, – постукивая костяшками о столик, проговорил Дмитрий Данилович и выразительно посмотрел на Сашеньку.

Но та разбиралась с петелькой и намек не услышала.

– Что вы такое говорите? – удивился Выговский.

– Так, стихи. Пушкин. Неужели не читали?

– Да я в основном пятнадцатый[10] том…

– Понятно! А кабы Антип не признался? Уперся бы на первоначальных показаниях – передали бы дело в суд?

– Лет пять назад – непременно, теперь – вряд ли. Адвокаты проклятущие в пух и прах разнесут… Ой… Извините!

– Пустяки, продолжайте, я не из обидчивых…

– Как адвокатов в суд допустили, очень сложно стало! Если признаний с уликами нет, одни только подозрения, – отпускаем. Ничего в суде не докажешь!

– А почему доказательств не собрали?

– Каких доказательств?

– Топор, например.

– Топор Антип вместе с телом утопил. Вы разве дело не читали?

– Читал! Потому и вопросов тьма. Согласно показаниям, Муравкин убил и разделал брата дома?

– Так точно!

– Жена помогала?

– Нет! Со слов Антипа, с младенцем к фельдшеру ездила.

– Допустим! Кровь на полу нашли?

– Нет! Замыл, верно…

– Тело Антип когда выносил?

– Ночью! Днем дворник во дворе. И прохожие.

– А жена? Она что же, до поздней ночи у фельдшера была? – Дмитрий Данилович сделал паузу для ответа, но такового не дождался. – Получается, Маруся знала про убийство. Или свидетельница она, или соучастница. И никакой проклятый адвокат…

– Ну я же извинился…

– …не разнес бы вас в пух и прах, если бы вы ее допросили! Я дело внимательно прочитал, аж два раза, а вот показаний Маруси не обнаружил. Почему?

Выговский опустил голову. Его была вина, ему Крутилин поручил опросить супружницу предполагаемого убийцы. Но при задержании с бабой приключилась истерика, а на другой день она испарилась в неизвестном направлении.

– Нету показаний! – сокрушенно признался Антон Семенович. – Не успели. Уехала неизвестно куда. Внезапно!