Из фотографий С.М. Прокудина-Горского. Иконостас в летнем соборе. Леушинский монастырь. Леушино, Российская империя. 1909. Фотоальбом протоиерея Геннадия Беловолова.
Не раз приходило Вете на ум, что в первые дни Великого Поста в храме собирается весь народ. И все возвещало душе о начале какого-то большого изменения
Так и вышло. Едва домой вошла – звонок. Мил у духовника не был, а поехал в Лавру. Что ему там понадобилось? На столе – чашка с засохшим на донышке компотом. И окурок. А ведь договорились: до Пасхи не курить!
День выдался подозрительно теплый. Стеша чувствовала себя необыкновенно легко и счастливо. Едва вышла на улицу, как весенняя волна повела ее, и все вещи вокруг показались лучше, чем они есть. Вдобавок, с самого утра в голове сквозила легкомысленная песенка: мое сердце остановилось. Простуда словно бы отступила, хотя Стешу пошатывало и чувствовалось жжение в висках.
Весенние картины сменяют одна другую: яркие, манящие, привлекательные. Вот, совсем перед метро – ветеран. Дед, чья крохотная грудь увешена орденами и медалями, стоит со шляпой и просит милостыню. Сердобольные мамаши спешат мимо, сытые пенсионерки ругают. Вдруг Стешу едва не сбило с ног: черная иномарка. Из нее вышел молодой кавказец, гора мышц с ленивыми глазами, и дал деду какую-то важную бумажку. Стеша тоже положила в шляпу денежку, прошептав: ради Христа! Дед – настоящий воин. Лицо у старика детское, спокойное. Все-таки есть чему учиться у кавказцев.
Стешу вело не на шутку. Словно сами собой всплыли происшествия юности. Стеша рассыпчато, но тихо засмеялась. Правда, тут же спохватилась: второй день Великого Поста! Но волна бежала и влекла Стешу с собой. Воспоминания струились, легкие, теплые, приятные. Словно бы не на работу шла, а на встречу с любимым человеком. И снова – комариное нытье глупой песенки. Песенка уж точно ни при чем. Наваждение какое-то. Стеша заставила себя молиться, но настроение просочилось и в молитву. Теперь молодая женщина шла и пела тропари. Постепенно душа успокоилась. Стеша, выждав, когда сидячее место освободится, заняла его и принялась за Псалтирь. Подозрительное веселье притихло. К концу пути она была уже прежней Стешей.
Старинная Псалтирь. Фото Я. Филимонова.
Выждав, когда место освободится, Стеша заняла его и принялась за Псалтирь
Стеша любила утреннюю дорогу в метро, особенно весной и летом. Предупредительная толчея чем-то напоминала всеобщее воскресение мертвых. Слегка, отдаленно. Поначалу Стеша сдерживала себя, чтобы не блеснуть тем, что молится в дороге, и не всегда получалось. Потом освоилась.
Иначе и малого правила не вычитать.
Длиннющие, широкие юбки в Стешином гардеробе сменились на костюмные, хотя и без разрезов. Вот только платки она любила и челку не хотела выстригать. Ей нравились длинные волосы, и она могла позволить себе их носить. Платки Стеша выбирала тщательно, в согласии с тихой модой прихода. Все должно быть тон в тон, даже колготки. Одна – ну и что, что одна? Плакать от одиночества, что ли?
На работе раздавали конверты с зарплатой. В конверте оказалась солидная премия: к восьмому марта. Стеша кисловато улыбнулась. Хорош праздник! День ареста царской семьи. Однако через некоторое время величественное и строгое настроение улетучилось, и в обед Стеша побежала в ближайший модный магазин покупать обновку. По дороге укоряя себя, потому что не хотела вообще ничего из одежды не покупать постом.
Покупка оказалась утешительной: дорогой пышный свитер. Сто процентов шерсти с нейлоновой ниткой, чтобы не садился. Свитер, похожий на облако. И фирма солидная: кажется, Англия. На такие Стеша только смотрела. Перекрестив вещицу, Стеша взмолилась: