— Спасибо, лорд, но я опасаюсь чужой магии, — возразила я, однако подчинилась. Мужчине, завтракающему со мной за прогорклым от пива столом, впитавшем запахи кислой капусты и дешёвой натирки для мебели, хотелось доверить нечто большее, чем жизнь.

Свою честь.

Которая, к слову, ему была не нужна.

— Что вы думаете о моей служанке? — не выдержав, спросила я в конце обеда.

Лорд, сидящий напротив, бросил быстрый взгляд и заледенел, как река зимой.

— Говорите прямо, леди. Я вижу, вам всё известно, как и то, что вы от этого не в восторге.

— Верно. Она была девственницей, когда мы уехали, а сейчас потеряла единственное сокровище, которое у неё было, — я не смогла сдержать усмешки. Плохо, Гердарика, надо владеть собой в любой ситуации. — Приданное её ничтожно, так что как теперь, по вашей милости, она должна скорее выйти замуж. Вы же женаты!

Последнюю фразу я бросила в лицо, как обвинение. Будто в этом и состояла основная вина лорда Эсмонда.

Говорить, не смотря ему в глаза, было проще, но в конце я вздёрнула подбородок и решилась пересечься взглядами. Снова оказаться во власти его загадочных глаз, по цвету походящих на молодую листву в апреле.

— Вы так печётесь о чести служанки, — произнёс он с насмешкой. — Это похвально, но я не брал её силой, она сама так решила. Наверное, предпочитает жаркие ночи постылому супружескому ложу. Раз нет богатого приданого, то и рассчитывать на знатного мужа или важного купца ей не придётся.

Слова о постылом супружеском ложе резали слух. Вот значит, как! Это же намёк мне, мол, завидуешь, а я не смела признаться даже самой себе о томлении тела, вспыхнувшем с того мига, как мы с лордом встали рука об руку у Небесного алтаря. С того мига, когда я всерьёз допустила возможность лечь с ним, не будучи наказанной после.

— Я хочу отдохнуть в своей комнате, — бросила я свысока и поспешила подняться, пока ещё могла скрывать пылающие щёки и крепко сжатые кулаки.

— Конечно, моя леди, — неслось мне вслед.

Его каркающий, хриплый голос преследовал меня повсюду. Ворон стал моим наваждением, я одновременно желала быть с ним, познать, каково это, чувствовать на своём теле его руки, забыться и на миг стать свободной.

Утолить голод, о наличии которого я ранее и не подозревала.

И в то же время я бы хотела заставить его страдать от осознания того, что принадлежу другому. Чтобы он кусал губы и сжимал пальцы до хруста от бессилия что-либо изменить.

Пусть видит, как мой супруг нежен ко мне, как он оказывает мне положенные по праву рождения почести, смотрит на наши ласки и фантазирует о том, что происходит между нами, когда мы остаёмся с супругом наедине.

«О Боги, всевластные и всемилосердные! — молила я, остановившись у двери в свою комнату. — Пошлите мне любовь. Счастливую, плотскую, безрассудную! Чтобы было так сладко и горько, как мало кто испытал!»

— Моя леди! — Одилия присела в реверансе, когда я возникла на пороге. — Я приготовила вам таз для омовения и постель. Лорд Эсмонд сказал, что мы пробудем здесь пару часов, не больше. И что остаток пути будет труден.

Я взглянула на чернобровую красавицу, чьё лицо стало ещё привлекательнее, а движения более плавными с тех пор, как она познала страсть, и захотелось сказать ей что-то обидное. Оскорбить, ударить по щеке, но сдержалась.

Надо вести себя как леди. Как та, которой нет дела до любовных утех потаскух, возомнивших себя великими любовницами.

—Согласна, — сквозь зубы пробормотала я. — Мне и вправду нехорошо. Наверное, меняется погода.

— О, ваше высочество! — Одилия испуганно взглянув в окно. На небе не было ни облачка. — Хоть бы ненастье не застало нас в пути!