Прикалывая цветы, они все еще хихикали, не смеялась только миссис Бивер, она сказала:
– Всякий раз, когда вы покупаете черенки или семена, обращайтесь ко мне. Вы, может, не знаете, но у меня отлично налаженное дельце по этой части… Разные редкие цветы. Я выполняю всевозможные комиссии для Сильвии Ньюпорт и кое-кого еще.
– Поговорите с моим старшим садовником.
– Признаться, я уже поговорила, пока вы были в церкви. Он, кажется, все понял.
Они уехали рано, чтобы поспеть в Лондон к ужину. В машине Дейзи сказала:
– Ну и ну, вот так домик.
– Теперь вы понимаете, что мне пришлось пережить за эти годы.
– Бренда, страдалица моя. – Вероника отколола гвоздику и швырнула ее на дорогу.
– Знаете, – изливала Бренда душу на следующий день. – Я не совсем довольна Тони.
– А что, старикан себе что-нибудь позволил? – спросила Полли.
– Пока ничего особенного, но я вижу, он страшно томится в Хеттоне – ему некуда девать время.
– Я бы на твоем месте не беспокоилась.
– Я и не беспокоюсь. Но вдруг он запьет или выкинет что-нибудь еще. Это бы очень все осложнило.
– По-моему, это не в его духе… Но вообще, надо бы ему подкинуть девочку.
– Хорошо бы… А кого?
– Ну, на крайний случай можно всегда рассчитывать на старушку Сибил.
– Лапочка, да он ее знает с пеленок.
– Тогда Суки де Фуко-Эстергази.
– Он с американками теряется.
– Ничего, кого-нибудь подыщем.
– Беда в том, что он привык ко мне… Ему нелегко будет перестроиться… Как ты думаешь, лучше, чтобы она была похожа на меня или наоборот?
– По-моему, лучше, чтобы не похожа, но так с ходу не скажешь.
Они обсудили проблему во всех тонкостях.
Бренда писала:
Тони, милый, извини, что не писала и не звонила, но совсем зашилась с биметаллизмом. Оч. трудный.
Приеду в субботу – опять с Полли. Хорошо, что она согласилась снова приехать, – значит, Лионесса может быть не такой омерзительной, как большинство комнат.
И еще с одной прелестной девушкой, я с ней подружилась и хочу, чтобы мы приняли в ней участие. У нее была жуткая жизнь, она живет в моем доме. Зовут ее Дженни Абдул Акбар. Она не негритянка, но была замужем за негром. Пусть она тебе об этом расскажет. Она, скорее всего, приедет поездом 3:18. Кончаю, пора на лекцию.
Держись подальше от зеленого змия. Целую. Бренда.
Вчера вечером видела Джока в «Кафе де Пари» с лихой блондинкой. Кто она?
У Джина, нет, у Джинна – как его там? – ревматизм, и Марджори оч. переживает. Она думает, у него смещение таза. Кратуэлл не хочет его принять, а это просто черная неблагодарность, если вспомнить, скольких клиентов она ему поставила.
– Ты уверена, что он клюнет на Дженни?
– Ни в чем нельзя быть уверенной, – сказала Полли. – Меня лично от нее тошнит, но хватка у нее мертвая.
– Пап, а пап, мама сегодня приедет?
– Да.
– А с ней кто?
– Дама по имени Дженни Абдул Акбар.
– Какое глупое имя. Она иностранка?
– Не знаю.
– А имя вроде иностранное, верно, пап? Как ты думаешь, она по-английски совсем не говорит? А она черная?
– Мама говорит, что нет.
– А… еще кто?
– Леди Кокперс.
– Обезьянья тетка. Знаешь, она вовсе не похожа на обезьяну, разве что лицом, и потом, у нее, по-моему, нет хвоста, я подошел к ней близко-близко и посмотрел… Правда, она могла его спрятать между ног. Как ты думаешь, а, пап?
– Я бы ничуть не удивился.
– Очень уж неудобно.
Тони и Джон снова стали друзьями, но эта неделя далась им нелегко.
По плану, выработанному Полли Кокперс, они должны были приехать в Хеттон попозже. «Надо дать Дженни время над ним поработать», – сказала Полли.
Поэтому они с Брендой тронулись из Лондона, только когда Дженни уже отъехала от станции. Пронзительно холодный день то и дело прорывался дождем. Решительная дамочка сидела, закутавшись в полость, пока машина не подъехала к воротам, – тут она открыла сумку, подоткнула вуалетку, встряхнула пуховку и привела лицо в надлежащий вид. Слизнула острым красным языком с пальца помаду.