Долонец к вечеру первого же дня по прибытии, отдохнув после тяжкой дороги в недостаточно мягкой повозке и сытно поужинав, вышел к народу. Поговорил со своими, те устроились уже неплохо, и пошел по воинскому стану, всем интересовался, во все мудро и по-отечески вникал, разговаривал с простыми воинами как с равными, что всем очень льстило.

Его жадно расспрашивали, что он думает про эту войну, он мягко улыбался, разводил руками:

– Что сказать? Ясно же, что артан побьем, но мы могли бы побить с меньшей кровью, если бы наш светлый тцар Тулей изволил прислать нам свое войско, что держит в столице…

Один из его людей угодливо крикнул:

– Для кого держит? Или от кого?

Долонец поморщился, вроде бы не одобряет выпады в адрес светлого тцара, но ответил все с той же мягкостью:

– Не нам судить дела и поступки Его Величества… Однако же, правду говоря, судьба сражений решается здесь, а не во дворцах. Вы все, доблестные ратники, спасете Куявию, заслонив ее собственными сердцами, а самые отборные воины, самые сильные и лучше всего вооруженные, собранные во дворец со всех концов Куявии, так и проживут всю жизнь, ни разу не окропив землю ни своей, ни вражеской кровью!

– Да, – заговорили в толпе, – что за жизнь? В тепле да неге, разве это воины?

– Да, братья, только мы – защитники…

– А что же нам, не отломится от пирога?

– Конечно, нет, вокруг Тулея столько лизоблюдов!

– Да, братья, это они станут называть себя спасителями, хотя и носа из дворца не показывали…

– Нет, мы такого безобразья не допустим…

Долонец чувствовал, что взоры с надеждой обращены на него, он ведь не спрятался от артанской угрозы, вместе с ними на поле брани, чтобы оросить его своей и чужой кровью, дабы Куявия была навсегда и вовеки.

– Когда вернемся, – пообещал он, – мы потребуем себе больше вольностей. Не должны истинные защитники пребывать на задворках!

– Правильно! – закричали сразу несколько дюжих голосов. – Пора поменяться! Пусть те, дворцовые, отныне несут тут службу, а мы заслужили мягкие постели во дворце!

Из-за того, что артанское войско двигалось на диво медленно, перед ними, как бессчетные стада овец, катились толпы беглецов, изнемогая под тяжестью скарба. И невдомек было, почему конные артане не догоняют, не отнимают добро, не вяжут, не грабят, не насилуют, ведь не от доброты же внезапной стали эти дикари такими кроткими?

Артане двигались широким крылом, хотя, конечно, между отрядами оставались полосы земли, куда не ступало копыто артанского коня. Помимо пограничных земель, где куявы жили настороженно и богатств не хранили, уже были захвачены земли дреглян, силчей, бояртов и даже веней. Сейчас тугены и болотичи увязывали узлы и грузили на телеги, а жители Призеголья и Заречья потирали руки в предвкушении, что, когда хлынут к ним эти несчастные, можно будет поднять цены на хлеб и кров.

Правда, беглецов оказалось в несколько раз больше, чем рассчитывали. В городах и селах, куда артанам, похоже, не добраться, ибо с гор эти города прикрывают своей страшной мощью башни чародеев, скопилось великое множество как знатных мужей с семьями, так и простого народа. Только первые недели горожане ликовали, сбывая втридорога хлеб, сыр, мясо, предоставляя кров, но очень скоро города и села стали задыхаться от наплыва бежавших от ужасных артан.

Свободные съестные припасы кончились с ужасающей быстротой, местные уже не могли дать ни крова, ни корма. В таких переполненных местах сперва голодали, даже мерли безропотно, это касалось простолюдинов, но то ли отчаяние виной, то ли слухи о вольных духом артанах, но одни по-прежнему смиренно мерли от голода, другие начали силой отнимать еду. На них смотрели с ужасом, но нашлись и подражатели. Эти выживали, вокруг них начинал собираться народ, глядя со страхом и надеждой. Эти вожаки уже начинали отбирать еду и кров не только для себя, но и для своих людей.