– Я не без повода пришел попозже, – говорит он, – но там правда настолько скучно, что люди готовы бежать со всех ног и рисковать при этом сломать себе кости?

– Ты серьезно такой невежда? – спрашиваю я. – А с виду не похож. Или ты один из тех, кто почему-то думает, что круто называть скучным и унылым все, что не дико опасно, дико громко или дико тупо?

В ответ на это он лишь улыбается. Я увидела его насквозь? Так быстро разгадала?

– Билли! – Оливия тем временем обогнала меня на несколько ступеней и выглядит уже чуть ли не обезумевшей. – Ну пойдем же. Пожалуйста!

Фанат «битлов» нагибается за моим клатчем и протягивает его мне:

– Не хочу показаться бестактным, но если вам нужна машина для побега…

Его улыбка на самом деле не улыбка. Он улыбается одним уголком рта, и тот лишь слегка изгибается. Сказать «полуулыбка» тоже будет преувеличением – это четвертьулыбка. Ее можно было бы назвать очень слабой, но эта четверть каким-то образом перевешивает широкие лучезарные улыбки большинства других людей. Она настолько заразительная, что я едва не забываю, что сердилась. Но только на долю секунды. А потом расстраиваюсь еще сильнее, потому что из-за этого еще меньше хочу отсюда уходить.

– Не говори, что у тебя случайно стоит одна перед музеем?

– Нет, но передо мной останавливаются такси.

– Вау. Впечатляет. – Кто этот типчик – суперзвезда? Знаменитость, о которой я не знаю? Иисус?

– Не хочешь со мной позавтракать? – спрашивает он.

Теперь я не могу сдержать смех:

– Позавтракать. Сейчас половина десятого вечера.

– Я имею в виду утром. У меня. Ты проголодаешься, если решишь остаться, а у меня есть четыре разных вида хлопьев. И, – сделав многозначительную паузу, он дотрагивается кончиками пальцев до своего острого подбородка, – довольно неплохой кофе.

– Звучит и правда заманчиво. А Weetabix[3] найдется?

– Конечно. Скорее всего, просроченный, но…

– Билли! – зовет Оливия.

– Я просто обязана узнать! – Я скрещиваю руки на груди. – Этот трюк сработал хоть на одной женщине?

Дорогой костюм говорит: «О да». Футболка с «The Beatles»: «Да ладно тебе». А его улыбка… становится чуть шире.

Зачем я вообще спрашиваю… естественно, это работает.

– Увы, вынуждена отказаться. – Я протискиваюсь мимо парня, и приходится буквально заставлять себя снова смотреть вперед. Я заметила не только «битловскую» футболку, но и черную татуировку, выглядывающую из-под выреза на левой ключице. – Я украла позвонок у спинозавра. На такси с ним далеко не уедешь.

Что я, простите, сейчас ляпнула? Опьянела, просто глядя на бокалы с шампанским?

– Как захватывающе, – шепчет он. – И часто ты так делаешь?

– Да постоянно. Если спрячешь меня в своей квартире, Скотленд-Ярд арестует тебя вместе со мной.

– А если я готов пойти на такой риск? Может, они запрут нас в одной камере. – Его взгляд прикован к моему рту, и, хотя обычно такие прямые намеки меня больше раздражают, я чувствую покалывание на губах. Причем дело не в том, что этот парень действительно чертовски хорош собой. Просто за пару секунд он сумел сделать то, что никогда не удается другим: открыто заговорить о сексе и тем не менее внушить мне чувство, что он интересуется мной.

У большинства мужчин все получается наоборот.

Вероятно, во всем виновато мое волнение из-за этого вечера, либо пропущенный бокал шампанского, либо то обстоятельство, что я все равно уйду и наверняка никогда уже с ним не встречусь. Но на пару мгновений я включаюсь в игру. Я кладу ладонь ему на грудь, кончики моих пальцев скользят к ямочке у него над ключицей, и я так наклоняюсь к нему, что ощущаю его запах. Немного лосьона после бритья или парфюма и аромат, напоминающий об апельсинах в темном шоколаде.