– Нет, – отрезает тот и только плотнее прижимает меня к себе, касаясь кончиками длинных пальцев выступающей косточки на бедре, а большим ласково обводя вытянутую лунку пупка. И это настолько волнующее действо, что будь на месте моего бывшего пасынка любой другой мужчина, я бы уже сама подавалась навстречу.

– Тогда терпи, – бросаю зло. – А заодно придумай, как ты будешь объяснять Арише, почему я сплю в твоей кровати.

– Я давно уже все обдумал. За кого ты меня держишь? – искренне удивляется этот гад.

– За отбитого на всю голову маньяка! Не знаю, что ты там себе надумал, но вряд ли ребенок поймет, почему ее мать спит с ее братом.

– Мы не родные. – Равнодушно пожимает плечами.

– Как будто ты не в курсе, что об этом вспомнят в последнюю очередь! – всхлипываю я вновь, подрываясь. Истерика все-таки прорывается наружу крупной пробирающей до костей дрожью. Кир смотрит на то, как меня колбасит, и постепенно в его лице что-то меняется.

– Ладно. Я перееду в отцовскую спальню, – порочно оскаливается он, – а ты займешь свою.

Логика мерзавца понятна. Это смежные комнаты, в которых проходная ванная. По факту – не придраться. И ничего не предъявить. Кроме того, что здесь мы жили с его отцом! Жили как муж и жена, несмотря на то, что у каждого был свой угол. Просто так было удобнее. Виктор часто задерживался допоздна в офисе, или прямо посреди ночи начинал кому-то звонить, каждый раз тревожа мой сон. Потом, когда родилась Ариша, уже мы не давали Виктору отоспаться. В общем, наличие раздельных спален стало для нас отличным решением.

– Ты больной, – повторяю в бессилии в сто пятый раз. В глазах Кира мелькает адское пламя. Он притягивает меня за шею и страстно целует. Языком жадно толкаясь в рот.

– Я болею тобой.

– Кир…

– Иди, пока отпускаю.

К своей комнате я бегу так, что только пятки сверкают. Подпираю спиною дверь, ударяю ладонью по выключателю. Столько лет прошло, и ведь не забыла, где он находится. Наверное, это какая-то разновидность мышечной памяти.

Проморгавшись, загнанно оглядываюсь по сторонам. В когда-то моей комнате произошли, пожалуй, самые большие изменения. Здесь поменяли буквально все. Начиная от цвета стен и дизайнерских люстр, заканчивая мебелью и ее расположением в пространстве. Мне не составит труда притвориться, что я здесь в первый раз. Ныряю в постель, но до самого утра так и не смыкаю глаз. Воспоминания, как вырвавшиеся из вольера голодные псы, вгрызаются в плоть. Я же была счастлива здесь! Чертов одержимый мальчишка! Как бы проще было его ненавидеть, но… Не выходит. Все мы в той или иной степени покалечены детством. Он просто больше других.

Уснуть удается только под утро. Просыпаюсь с чугунной головой. Прислушиваюсь к звукам в ванной, где, судя по всему, плещется Кир. Слишком яркое солнце, утопив комнату в золоте, режет воспаленные бессонной ночью глаза. Похоже, сегодня я встала гораздо позже обычного. Хватаюсь за телефон. Ничего себе! Уже десятый час.

Первым делом проверяю новостные ленты и домовой чат. Не слышно ли чего об убийстве в нашем подъезде? Нет, вроде пронесло. Все тихо. Следом читаю сообщение от Людмилы Борисовны.

«Как ты, девочка? Я только узнала о том, что случилось. Хочешь, проработаем это?»

«Я в норме, Люсь, но спасибо».

В рабочем чате – бедлам. Оно и понятно. По нашим меркам, случилось ЧП.

«Кинчев сказал, что ты сейчас у этого мальчика».

«Кир меня спас».

«И чуть не прибил шефа. Похоже, кое у кого стальные яйца».

«Не знаю. Не видела».

«Но это пока?» – смеющийся смайлик. А мне, блин, почему-то совсем не до смеха. Откладываю телефон в сторону, слезаю с кровати и только тут замечаю стоящие возле двери пакеты с логотипами модных брендов. Подхожу ближе. Осторожно открываю самую большую коробку.