Но этот общеизвестный список – далеко не полный. В нем не хватает и Касима бин Мухаммада, и Мухаммада бин Саид Ахмета, которых Мамак до того подсаживал на крымский престол[240]. В нем нет и сына Хаджи Гирея Келдыша, «халифа на час», бежавшего с трона, на который его посадила партия противников Менгли Гирея, скорее всего, 23 июня 1468 г.[241] Все это добавляет немало для понимания пристрастий племенной знати. Даже воцарение Менгли Гирея в 872 г. х. без одобрения Мамака наверняка бы не случилось: именно он был во главе трех тысяч всадников, пришедших в конце мая к стенам Каффы с требованием отпустить будущего хана, которого генуэзцы посадили под арест, блюдя лояльность к Нур Давлату[242]. Эта демонстрация силы вынудила латинян пустить дела на самотек, и в конце концов, принять после 24 июня своего бывшего узника как своего нового государя.

Я думаю, что династической принадлежности десятка правителей Крыма, чьи имена были известны и стали известны, достаточно для осознания того, что преданность крымской ветви Тукатимуридов была частью идеологии и политических идеалов племенной знати Крыма: в 1466 г. Мамак мог прочить в ханы только одного из них. Династические мотивы нельзя никак сбрасывать со счетов, если мы захотим объяснить, почему позднее касимовские татары легко приняли Нур Давлата как собственного правителя, почему Нур Султан, вдова Халиля, на которой по обычаю женился его брат Ибрагим, после смерти последнего вышла замуж за Менгли Гирея. Начиная с этого, третьего по счету брака ногайской принцессы взаимосклонность Казани и Бахчисарая ни у кого уже сомнений не вызывает.

Детализация событий осени 1466 г. и выяснение позиции, которую занимали генуэзцы в дни смуты, позволяет, на мой взгляд, решить и заданный ранее вопрос – что чеканили раньше, акча Нур Давлата с сиглами «BS», или же пулы Ибрагима с этими же сиглами? Позиция генуэзской администрации (как бы мы ее не называли – нейтралитетом, двуличием, предусмотрительностью, осторожностью), ее параллельные контакты с Кырк-Ером и Солхатом избавляют нас от необходимости считать, что серебро стали чеканить штемпелями «BS», созданными изначально для меди. Уже в начале октября положение Нур Давлата было достаточно прочным, чтобы можно было сказать о том, что чекан каффинской монеты двух претендентов происходил, в крайнем случае, параллельно. То есть, датировать появление акча Нур Давлата нужно не ноябрем – декабрем (после выпуска пулов Ибрагима), а сентябрем – октябрем 1466 г. Такая датировка одновременно будет и объяснением того, почему столь редки татаро-генуэзские акча Нур Давлата.

Прекращение чекана акча, сворачивание производства монеты в Каффе с воцарением Нур Давлата отражается в полной мере в падении интереса к откупу монетного двора. На очередном аукционе, состоявшемся 5 января 1467 г., побеждает упоминавшийся уже непримечательный «burgensis Cafe» Джорджо де Прерио, предложивший всего-навсего 7700 аспров[243]. Столь низкая сумма показывает, что надежд отчеканить более 40 тыс. дангов у торговавшихся было мало; кроме того, низкий старт аукциона доказывает, что Нур Давлат и генуэзцы сошлись на том, что прежняя договоренность с Хаджи Гиреем, согласно которой за право содержания монетного двора в Каффе хану причиталось 100 соммо, не соответствует реалиям времени. Но даже пониженный откуп 1467 г. предполагает, что какая-то, и явно уже не двуязычная, монета чеканилась. То есть, раз выпуск двуязычных акча Нур Давлата случился осенью 1466 г., мы должны спросить себя, какую же, все-таки, монету стал чеканить генуэзский монетный двор после того, как сын Хаджи Гирея справился со смутой? Возможность использования его мощностей для выпуска дангов и акча Хаджи Гирея с датой 871 г. х. была оговорена выше, и, помимо скудости двуязычных монет Нур Давлата в находках, настаивать здесь на том, что подобная практика была не единичным случаем, позволяет еще одно обстоятельство.