Его Святейшество Далай-лама понял это и соответствующим образом адаптировал свои учения на Западе. Вместо того чтобы начинать с темы опоры на духовного наставника, приравниваемого к будде, он начинал с двух истин – с того, каким существование вещей кажется, и того, как они существуют на самом деле. Он не говорил, что несколько повторений определенной мантры защитит нас от перерождения в адах, а вместо того объяснял четыре истины арьев – тех, кто неконцептуально воспринимает окончательную реальность. Он не говорил, что выпитая благословленная вода очистит множество эонов разрушительной кармы; вместо того он давал нам учения о природе ума, о том, как работают умственные омрачения, и о возможности достижения освобождения. Погружаясь в философию, которая лежит в основе буддийского мировоззрения, он просил нас глубоко над ней размышлять. Он призывал нас усомниться в собственном гневе и сострадательно открыть сердце для всех живых существ. Далай-лама придерживался прагматичного подхода; узнав, что Земля, вопреки буддийским представлениям, не плоская и вращается вокруг Солнца, он сразу сказал: если наука что-то неопровержимо доказала, нам следует принять факты и не цепляться за противоречащие им положения писаний.

Именно в такой атмосфере в 1993 году я попросила об аудиенции у Его Святейшества; из-за его плотного расписания она состоялась только два года спустя. Во время беседы я смиренно попросила Его Святейшество написать короткий текст ламрима, предназначенный для нетибетцев, – текст, которым тибетские геше могли бы пользоваться при обучении жителей Запада. Этот текст описывал бы различные темы в порядке, подходящем людям, которые не росли в буддийской среде; он прояснял бы сомнения и вопросы, с которыми в Дхарме сталкиваются нетибетцы. Его Святейшество согласился с этой идеей, но немедленно сказал, что сначала нужно написать больший по объему комментарий, из которого затем уже и можно будет извлечь пункты, образующие коренной текст. Он попросил меня обсудить со старшими последователями Дхармы те темы, которые следовало бы включить; предоставил мне в качестве основы для работы расшифровку учений по ламриму, которые недавно даровал, и попросил начать. Я побеседовала со множеством старших западных практикующих и собрала список вопросов, тем, проблем и сомнений, по которым этим практикующим хотелось услышать мнение Его Святейшества.

В последующие годы я несколько раз встречалась с Его Святейшеством, чтобы обсудить эти темы и продемонстрировать ему работу над рукописью, которую я к тому моменту успевала осуществить. За проведенное вместе время Его Святейшество по моей просьбе давал учения по одним темам, более подробно прояснял другие и отвечал на множество собранных мной вопросов. Казалось, он получает от этих сессий большое удовольствие; обычно в качестве гостей он приглашал на них других геше и своего брата. Я задавала вопрос, и они оживленно обсуждали ответ по-тибетски: Его Святейшество спрашивал, что думают геше, и озвучивал соображения, которые им на ум не пришли. Через какое-то время переводчик предоставлял мне общий вывод из обсуждения.

По мере того как я добавляла все больше материалов из множества устных учений Его Святейшества и наших личных встреч, рукопись становилась толще и толще. Я начала понимать, что назначение этой серии книг – в том, чтобы заполнить лакуны между краткими текстами ламрима с учениями, которые ламы давали на Западе, с одной стороны, и длинными философскими трактатами, которые переводили на английский ученые, – с другой. Западные практикующие нуждались в тексте на своем собственном языке – тексте, который кратко описывал бы основные темы философских трактатов и при этом также мог бы стать основой для аналитических медитаций на ламриме.