Тем не менее, пусть Джилли осознала грозящую ей опасность, пробыв в номере менее двух секунд, она не успела адекватно отреагировать и ускользнуть от коммивояжера. Он подошел к ней сзади, одной рукой обхватил шею, второй прижал тряпку к лицу. Мягкую тряпку, пахнувшую хлороформом или чем-то еще, возможно закисью азота. Не будучи специалистом по анестетикам, Джилли не смогла точно определить жидкость, которой коммивояжер пропитал тряпку.
Она сказала себе: «Не дыши» – и знала, что должна наступить каблуком на одну из ног коммивояжера, а локтем врезать ему под ребра, но от удивления ахнула в тот самый момент, когда тряпка закрыла нос и рот, и попавший в легкие анестетик сделал свое черное дело. Когда Джилли попыталась поднять правую ногу, последняя никак не хотела ее слушаться, и она забыла, где у нее находится локоть и как он двигается. Вместо того чтобы не дышать, Джилли вдохнула полной грудью, пытаясь очистить голову от застилающего тумана, но тут же ее накрыла темнота, и она стала проваливаться в нее, проваливаться, проваливаться…
Глава 5
– Точка, точка, запятая.
«Засиделись мы, играя».
– Точка, точка, запятая.
«Ну за что нам жизнь такая?»
Игра Дилана О’Коннера служила эффективной защитой, позволяющей не сорваться на крик от бесконечного повторения братом одной и той же фразы. Но в данном конкретном случае, не заставив Шепа замолчать, он не мог сосредоточиться на более насущной проблеме – освобождении от пут. И остался бы привязанным к стулу, с кляпом во рту, когда неизвестные убийцы прибыли бы с намерением проверить его кровь на наличие некой субстанции, а потом разрубили бы на мелкие куски и скормили местным стервятникам.
Продолжая обеими руками собирать плоский храм, Шеп в который уж раз повторил: «Точка, точка, запятая».
Дилан сконцентрировался на самом для себя главном.
Размеры тряпки во рту, пропитанной слюной и достаточно большой, чтобы все лицо болело от напряжения, не позволяли ему работать челюстями так агрессивно, как ему хотелось. Тем не менее, сжимая и разжимая мышцы лица, он ослабил хватку изоляционной ленты, которая наконец-то стала отклеиваться по краям.
Он вытащил язык из-под кляпа и начал выталкивать инородное тело изо рта. Тряпка усилила давление на частично оторвавшиеся полоски изоляционной ленты. Процесс этот вызвал боль: кое-где лента отрывалась от губ вместе с маленькими кусочками кожи.
Как гигантская помесь человека и мотылька, выблевывающая обед в низкобюджетном фильме ужасов, он медленно, но верно освобождал рот от мерзкой тряпки, которая сначала выползла на подбородок, а потом соскользнула на грудь. Посмотрев вниз, он понял, что это белый шерстяной, чуть ли не до колена носок, который Док, скорее всего, нашел в чемодане. Там лежало несколько пар. По крайней мере, он взял чистый носок.
Изоляционная лента держалась теперь только с одной стороны, приклеенная двумя полосками у уголка рта. Дилан шевелил губами, мотал головой, но полоски никак не отлипали.
Наконец-то он мог позвать на помощь, но желание кричать пропало напрочь. Тот, кто пришел бы его освобождать, пожелал бы узнать, как он дошел до жизни такой, какой-нибудь озабоченный гражданин мог позвонить в полицию, которая прибыла бы до того, как Дилан успел бы покидать свои и Шепа вещи во внедорожник и уехать из мотеля. Если киллеры действительно уже спешили сюда, любая задержка могла бы стоить ему жизни.
Воткнутый в подлокотник перочинный ножик, поблескивая лезвием, ждал, когда его пустят в дело.
Дилан наклонился вперед, опустил голову, ухватил зубами покрытую резиной рукоятку. Сжал как мог сильно. Начал осторожно водить взад-вперед, расширяя щель в дереве подлокотника, пока не вытащил лезвие.