, понеся при этом потери до полутора батальонов.

– Какая деревня? – спросил Чередниченко и повернулся к майору.

– Марчихина Буда, товарищ член военного совета.

– Точно? – строго и громко спросил Чередниченко.

– Совершенно точно.

Майор на мгновение задержался и, улыбнувшись, сказал виноватым голосом:

– Красивые лебеди, товарищ член военного совета. Их князь Паскевич-Эриванский[26] водил, как мы гусей в деревне заводили. А вчера двух убило во время налета, птенцы остались.

Чередниченко снова раскурил трубку, выпустил облако дыма.

– Разрешите?

Чередниченко кивнул. Майор пристукнул каблуками и пошел в сторону штаба мимо стоявшего у старого клена порученца дивизионного комиссара. Чередниченко долго стоял, глядя на лебедей, на яркие пятна света, лежавшие на зеленой поверхности пруда. Потом он сказал низким сиплым голосом:

– Что же, мамо, что ж, Леня, увидимся ли с вами? – и закашлял солдатским трудным кашлем.

Когда он возвращался своей обычной медленной походкой к дворцу, поджидавший его порученец спросил:

– Товарищ дивизионный комиссар, прикажете отправить машину за вашей матерью и сыном?

– Нет, – коротко ответил Чередниченко и, поглядев на удивленное лицо порученца, добавил: – Сегодня ночью Марчихина Буда занята немцем.

Военный совет заседал в высоком сводчатом зале с портьерами на длинных и узких окнах. В полусумраке красная скатерть с кистями, лежавшая на столе, казалась черной. Минут за пятнадцать до начала дежурный секретарь бесшумно прошел по ковру и шепотом спросил порученца:

– Мурзихин, яблоки командующему принесли?

Порученец скороговоркой ответил:

– Я велел, как всегда, и нарзан, и «Северную Пальмиру»[27], да вот уже несут.

В комнату вошел посыльный с тарелкой зеленых яблок и несколькими бутылками нарзана.

– Поставьте вот на тот маленький стол, – сказал секретарь.

– Та хиба ж я не знаю, товарищ батальонный комиссар, – ответил посыльный.

Через несколько минут в зал вошел начальник штаба, генерал с недовольным и усталым лицом. Следом за ним шел полковник, начальник оперативного отдела, держа сверток карт. Полковник был худ, высок и краснолиц, генерал, наоборот, – полный и бледный, но они чем-то очень походили один на другого. Генерал спросил у вытянувшегося порученца:

– Где командующий?

– На прямом проводе, товарищ генерал-майор.

– Связь есть?

– Минут двадцать, как восстановили.

– Вот видите, Петр Ефимович, – сказал начальник штаба, – а ваш хваленый Стемехель обещал лишь к полдню.

– Что же, тем лучше, Илья Иванович, – ответил полковник и с принятой в таких случаях строгостью подчиненного добавил: – Когда вы спать ляжете? Не спите ведь уже третью ночь.

– Ну, знаете, обстановка такая, что не о сне думать, – ответил начальник штаба и, подойдя к маленькому столу, взял яблоко. Полковник, расстилавший карты на большом столе, тоже протянул руку за яблоком. Порученец и стоявший у библиотечного шкафа секретарь, улыбаясь, переглянулись.

– Да вот оно, это самое, – сказал начальник штаба, наклоняясь над картой и разглядывая толстую синюю стрелу, обозначавшую направление движения германской танковой колонны в глубину красного полукружия нашей обороны. Он, прищурившись, всматривался в карту, потом воскликнул:

– Черт, что за возмутительная кислятина!

Полковник тоже надкусил яблоко и поспешно проговорил:

– Да, доложу я вам, – чистый уксус. – Он сердито спросил у порученца: – Неужели для военного совета нельзя лучших яблок достать? Безобразие!

Начальник штаба рассмеялся.

– О вкусах не спорят, Петр Ефимович. Это специальный заказ командующего, он любитель кислых яблок.