– Привет. – Я показываю на ее букет и встряхиваю своим. – Девять роз. У меня тоже.

– Одна не считается, – кривится она. – Итан Шлоски прислал. Прикинь? Вот маньяк.

– Ладно тебе. У меня тоже одна не считается – от Кента Макфуллера.

– Он тебя лю-у-у-бит, – произносит Элли. – Получила эсэмэску от Линдси?

Я выковыриваю мягкую начинку из рогалика и закидываю в рот.

– Мы правда собираемся к нему на вечеринку?

– Боишься, что он изнасилует тебя прямо там? – фыркает Элли.

– Очень смешно.

– Обещали бочонок пива. – Элли отгрызает крошечный кусочек сэндвича с индейкой. – У меня дома после школы, ладно?

Могла бы не уточнять. Это наша пятничная традиция. Мы заказываем еду, роемся у Элли в шкафу, врубаем музыку погромче и танцуем, меняясь тенями для век и блеском для губ.

– Ясное дело.

Краешком глаза я слежу, как приближается Роб; внезапно он оказывается рядом, плюхается на соседний стул, наклоняется и касается губами моего левого уха. От него пахнет одеколоном «Тотал», как всегда. По-моему, немного напоминает чай с мелиссой, который пила моя бабушка, но ему незачем об этом знать.

– Привет, Саммантуй.

Он всегда выдумывает мне имена: Саммантуй, Сэмвич, Саммит.

– Получила мою валограмму?

– А ты мою? – спрашиваю я.

Он сбрасывает с плеча рюкзак и расстегивает молнию. На дне лежит полдюжины смятых роз – вероятно, одна из них моя, – а также пустая пачка сигарет, упаковка жевательной резинки «Трайдент», сотовый телефон и пара сменных футболок. Учеба его не слишком занимает.

– От кого остальные розы? – поддразниваю я.

– От твоих конкуренток, – многозначительно отвечает он.

– Супер, – вставляет Элли. – Ты пойдешь на вечеринку к Кенту сегодня вечером, Роб?

– Может быть, – пожимает он плечами и делает скучающий вид.

Хотите секрет? Однажды, когда мы целовались, я распахнула глаза и увидела, что его глаза открыты. Он даже не смотрел на меня. Через мое плечо он разглядывал комнату.

– Обещали бочонок пива, – повторяет Элли.

Все шутят, что «Джефферсон» помогает подготовиться к колледжу: учит учиться и учит пить. Два года назад «Нью-Йорк таймс» включила нас в список десяти самых пьющих муниципальных школ в Коннектикуте.

Собственно, а чем нам еще заниматься? У нас есть торговые центры и вечеринки в подвалах. Вот и все. И так живет почти вся страна. Папа считает, что давно пора снести статую Свободы и построить большой торговый ряд или водрузить золотистые арки «Макдоналдса». Мол, тогда все поймут, к чему мы движемся.

– Гм. Прошу прощения.

Линдси стоит за спиной у Роба и покашливает, скрестив руки на груди и постукивая ногой.

– Ты занял мое место, Кокран, – сообщает она.

Но только притворяется рассерженной. Роб и Линдси всегда дружили. По крайней мере, всегда учились в одной группе и поневоле стали друзьями.

– Приношу свои извинения, Эджкомб.

Он встает и раскланивается, а она плюхается за стол.

– Увидимся вечером, Роб, – говорит Элли. – Захвати своих друзей.

Наклонившись, он зарывается лицом в мои волосы и произносит тихим, глубоким голосом:

– До встречи.

Раньше от этого голоса все нервы в моем теле взрывались фейерверком. А теперь порой он кажется мне слащавым.

– Не забудь. Сегодня будем только ты и я.

– Помню, – отзываюсь я.

Надеюсь, у меня получилось сексуально, а не испуганно. Однако ладони вспотели. Только бы он не попытался взять меня за руку!

К счастью, он не пытается. Вместо этого прижимается губами к моим губам. Мы целуемся взасос, пока Линдси не кидает мне в плечо картошкой и не восклицает:

– Только не во время еды!

– Прощайте, леди.

С этими словами Роб вразвалочку удаляется прочь. Его кепка чуть сдвинута набок.