Катон некоторое время молчал, прежде чем ответить.

– Да уж. Дерьма и впрямь изрядно. Но нас-то это не касается. Мы сюда прибыли, чтобы сделать дело. Что бы ты об этом ни думал, оно не слишком отличается от тех заданий, которые мы выполняли в качестве солдат. Мы сюда прибыли, чтобы выследить противника, потом просочиться в его ряды, проникнуть на его позиции и захватить его врасплох. Макрон, солдатам не следует думать о чём-то другом, помимо этого. Нам не нужно рассуждать и спорить о необходимости и целях тех кампаний, в которых мы участвуем во славу Рима. И точно так же обстоит дело с нашим теперешним заданием. Правое это дело или нет, но мы принесли присягу императору, и по этой причине тот, кто решает выступить против императора, является нашим врагом. Кроме того, Риму точно придётся хуже, если на троне будет не Клавдий. Много хуже.

Катон присел на палубу и уставился в сторону огромного пространства берега, сплошь уставленного дворцами, храмами, театрами, рынками, банями, частными домами и переполненными многоквартирными зданиями, покрывавшими холмы, на которых стоит Рим. Унылое выражение исчезло с лица Макрона, и он вдруг засмеялся.

– Что такого смешного ты тут нашёл?

– Да просто подумал тут… Когда мы с тобой только познакомились, именно я был человеком, который всегда точно придерживался буквального смысла полученного задания, а вот ты, наоборот, всегда старался разглядеть обратную его сторону. Клянусь богами, эта твоя манера меня тогда с ума сводила!

– Время меняет человека.

– Я так не думаю. По крайней мере, не в такой степени. Нет, мне кажется, я хорошо тебя понимаю, Катон. Для тебя всё дело в этом повышении, чтобы ты мог заполучить Юлию. Интересно видеть, как человек старается оправдать свои поступки какими-то разумными доводами, тогда как всё дело в его сердечных проблемах.

Катон недовольно уставился на него, злясь на самого себя за то, что позволил себе так открыться. Но потом успокоился. Причина была проста: он и впрямь поразился, когда осознал, что сам уже наполовину уверовал в то, что говорил Макрону. Единственным слабым утешением могло служить лишь то, что Макрон лучше чем кто-либо другой знал и понимал его, так что видел все приводимые им доводы насквозь. Теперь приходится лишь надеяться, что в последующие дни ему удастся хорошо играть свою роль. А если не удастся, его непременно раскроют и убьют.

Барка между тем приближалась к огромным складам на берегу, стоящим у подножия Авентинского холма. Непосредственно перед зданиями складов располагался речной порт, где у причала, тянувшегося вдоль берега Тибра, стояли сотни барок, барж и более мелких судов. Вдали, где река поворачивала к западу, Катон разглядел Сублициев мост, там быстрое и мощное течение воды, бурлящей вокруг деревянных опор моста, препятствовало дальнейшему продвижению торговых судов, приходящих из Остии, вверх по реке. Уже надвигались сумерки, так что многие черты городского пейзажа начинали сливаться в неопределённые серые тени, почти неразличимые издали.

Мулы, тянувшие их барку, достигли места назначения в самом начале причала, и мальчик-раб отвязал от их ярма буксирный канат и передал его конец группе могучих мужиков, которые ждали сигнала начинать швартовку. Капитан барки оставил рулевое весло, а потом они вместе с сыном, подняв с палубы толстые шесты, начали отталкиваться ими от судов, уже пришвартованных к причалу. Некоторые суда были пришвартованы по два и по три в ряд, борт к борту, так что сходни были уложены прямо через их палубы, чтобы можно было разгружать или загружать самое дальнее судно, проходя через смежные. Капитан бросил взгляд вперёд и, убедившись, что там не видно свободного места для причаливания, указал на маленькое судно, одиноко стоявшее у причала немного впереди.