Часто бывая в гостях, Невиль быстро убедился, сколь редок этот дар: за немногими исключениями, знатные семьи принимали плохо. Вы оказывались зажаты в толпе в душной гостиной среди стариков с крашеными волосами и шумных дамочек, вам приходилось толкаться, чтобы получить бокал сомнительного вина или кусочек хлеба и картонную тарелку, которую не хотелось наполнять банальными закусками, а уж людей вы встречали, с какими зазорно и поздороваться.

Не случайно garden-party в Плювье была важнейшим светским событием бельгийских Арденн со столь давних пор: на один воскресный вечер становилось возможным поверить, что вы принадлежите к химерическому кругу, который именуется знатью, что дивные строки «О замки, о смена времен!»[5] имеют смысл, что жизнь – это танец, полный изящества, с прекрасными незнакомками, чьи крошечные ножки едва касаются травы садов.

Сам он, не будучи таким двуликим, как его отец, знал, что прием гостей – его сильная сторона: он не был больше не в меру чувствительным человеком, страшившимся поговорить с собственной дочерью, он становился графом Невилем, всеми уважаемым аристократом, блестящим собеседником с изысканными манерами и искрометным юмором, хозяином, способным расположить к себе даже самых норовистых гостей.

Он хорошо принимал гостей, потому что любил принимать.

Он знал, однако, как ужасен бывает незадавшийся вечер, какой скандал может вызвать присутствие гостя, не совместимого с духом места. Но когда задуманная гармония свершалась, Невиль испытывал несказанное счастье хореографа, который смотрит свой балет, смешавшись с танцующими, в восторге оттого, что удалось сотворить красоту там, где роду человеческому свойственно лишь первобытное насилие.

Надо ли было отменить garden-party по причине предсказанного убийства? Невозможно. Тем более немыслимо, что это будет последний прием, который устроит граф. Нельзя принимать гостей, не имея места ad hoc[6]: Плювье был для этого идеален, как и «Равенстайн». Отныне Невиль будет лишен своих подмостков. Вряд ли он станет принимать в Добродее, жалком домишке с убогим садиком.

Garden-party 4 октября 2014 года будет его последним шедевром. Подобно кинорежиссерам, которые с помпой сообщают, что после вышедшего нового фильма не будут больше снимать, граф хотел, чтобы это событие запомнилось.

«Увы, если ты убьешь на приеме гостя, то и вправду достигнешь желаемого, и это будет последняя garden-party, потому что потом ты надолго сядешь в тюрьму». Перспектива заключения волновала его куда меньше, чем нарушение этикета.

Вдруг его осенила идея, показавшаяся ему замечательной: достаточно уже сейчас выбрать, кого он убьет. Ну да! Когда принимаешь сотни человек, не все нравятся тебе одинаково. Иных даже ненавидишь и порой представляешь себе их кончину с наслаждением.

Эта спасительная перспектива так его обрадовала, что он вскочил и закружился в танце. «Я откопаю топор войны», – подумал он.

Тем временем встало солнце. Плювье показался ему прекрасным, как никогда.

«Моя самая давняя любовь, последний праздник, который я тебе подарю в царствие твое, войдет в историю», – шепнул граф замку.

Он вернулся в дом, приготовил завтрак и отнес его на подносе своей супруге, которая еще спала.

– Ты лучший из мужей, – сказала она с улыбкой.

– Я хочу стать еще лучше, дорогая. Скажи, есть ли среди наших гостей четвертого октября кто-то, кому бы ты желала смерти?

– Ты хочешь отказать гостю, любимый?

– Наоборот.

Александра села в постели и налила себе чашку кофе.

– Когда мы были на вечере у Вутерсов в прошлом месяце, Шарль-Эдуард ван Иперсталь имел наглость сказать мне, что я еще красива. Этого «еще» я не могу ему простить.