– Чего не спится?

– Да я тут это… В общем, Лёш, ты извини меня за вчерашний визит.

Такого я от Марины не ожидал.

Она поднялась на крыльцо, уселась на ступеньки рядом со мной, позволив Пирату примоститься аккурат между нами.

– Я ведь не знала, что у тебя баба в городе имеется. Нехорошо получилось. Ты догнал её? Успел чего объяснить-то?

– А чего я ей объясню? – с досадой в голосе промолвил я. – Она у меня с характером. Да и не успел я. А потом это…

– Ну да-да. Взбаламутились все Подковы. Но вроде как подуспокоились к ночи. Всё пытали нас с Веркой – что там да как. Но мы это… Молчок. Как партизаны.

– Ну и правильно. Меньше знают – крепче спать будут.

– Да не скажи, – замотала головой Марина. – Когда не ведаешь, кто затаился в тени – оно ведь ещё страшнее. Представляешь, чего выдумали…

– Да знаю, – махнул я рукой. – Дядя Гена уже изложил вкратце. Будто Веру укусил какой-то мутант.

Марина негромко усмехнулась. Потом перекрестилась и сказала:

– Смех-то смехом, а, как ни крути, всё-таки чертовщина это какая-то. Там, в подвале…

– Завтра следователь из Перволучинска прибудет. И всё утрясётся.

– Ой ли? – засомневалась Марина. – Я вот думаю, что местным было бы лучше, если бы в подвале и правда заперли монстра. Скукотища же, Лёша. Огород да банька под самогон – вот и все развлечения. А то в телевизор уткнутся – и «Санта-Барбару» с утра до вечера крутят. А тут видишь, мы как бы особенные получаемся, избранные. Не в каждую деревню наведываются мутанты. А молодым каково… Вот Верку возьми или меня. Она хоть и постарше, но всё равно. Знаешь, каково нам тут? Иной раз вспомнишь сколько тебе лет – и помереть хочется. Никаких перспектив. Все путные мужики из округи давно по городам разбежались. Замуж-то выйти – и то голову наломаешь. Скорее человека снежного в лесу встретишь, нежели мужика холостого или в меру пьющего. Да и детям-то какое будущее в нашей деревне? Единственная школа была в Новой – и ту закрыли. А до Перволучинска своим ходом не у всех возможность имеется.

– Это, Марин, – возразил я, – вопрос, как мне кажется, решаемый. Если задаться всерьёз целью, можно и вырваться.

– Ага. Года два назад задалась. Участковый, что до тебя был, божился, что в город меня с собой возьмёт. Я уж дом было намерилась продавать. Мама как раз, упокой господь её душу, отстрадала своё. А он, сука, и слился. Даже не попрощался. Девкой ещё могла бы свалить, кабы не мать. Я ведь, Лёш, с головой-то дружу. Не думай, что я дура неотёсанная. Школу с тремя четвёрками закончила, а то всё одни пятёрки. Не веришь?

– Да отчего не верить? Разве я сказал, что ты дура?

– Мама не вовремя заболела, – вздохнула Марина. – Пришлось ухаживать. На кого я её оставлю? Подковы в заложницы меня взяли. А у меня потом что-то вроде стокгольмского синдрома.

Я повнимательнее вгляделся в Марину. Да, лицо-то у неё вполне себе даже интеллигентное. Просто лишний вес делал его простоватым – отсюда и неверное впечатление у тех, кто видел её впервые.

– А из родственников никого больше? – спросил я.

– Брат двоюродный в Питере. Но мы с ним и не общались никогда толком. Один раз за всю жизнь приезжал в деревню, забор поправить помог – и больше не объявлялся. Вот тебе, Лёша, и все цели.

К стыду своему, я никогда не интересовался настоящим прошлым Марины. Удовлетворялся сплетнями, витавшими вокруг её амурных похождений.

– Вот не понимаю я, – снова заговорила она, – ты-то по кой чёрт сунулся в эту дыру? Или у вас там в органах не спрашивают согласия?

– Отчего же. Спрашивают. Сам вызвался.