– Неужели бывают такие родители? – рассеянно переспросил он. – Сами видите, ее ударили в висок, причем удар был сильный: он рассек кожу и проделал дыру в черепе. Это ясно даже после предварительного, поверхностного осмотра. – Фуллер бесстрастно указал ручкой на проломленный череп. – Удар произведен довольно тяжелым предметом.

– Да, я заметил! – буркнул Маркби. – Убийца явно перестарался. Хватило бы и удара вполсилы… – Он вдруг наклонился. – А это что?

Фуллер надел очки и внимательно осмотрел красную полосу на шее девочки.

– Не от удушения, точно. Обыкновенная царапина, оставленная чем-то, висевшим у нее на шее, – скорее всего, тонкой цепочкой.

– Среди ее вещей никакой цепочки не нашли.

Фуллер откинул простыню с другого конца и поднял голые ноги покойницы, показывая Маркби пятки. Кожа на обеих ступнях оказалась содрана. Не говоря ни слова, патологоанатом накрыл ноги простыней.

– Ах ты, черт! – устало вздохнул Маркби. – Да, вижу, дело осложняется.

Судя по всему, тело откуда-то перетаскивали, причем грубо. Что отсюда следует? Ее убили в другом месте, а труп приволокли на игровую площадку и бросили в кусты, где его и обнаружила мисс Риссингтон. Да, действительно жаль, что они с Тигром затоптали все следы на влажной траве! Если там что-то и сохранилось, солнце растопило иней… Интересно, сохранятся ли следы до приезда фотографа?

– Если хотите, пойдемте ко мне в кабинет, – любезно предложил Фуллер.

Маркби не стало лучше после того, как его угостили довольно паршивым растворимым кофе. В морге повсюду чудился специфический сладковатый запах с примесью антисептика, его раздражали белый кафель и сверкающая сталь, неестественная чистота, царящая вокруг. Он боялся озираться по сторонам и разглядывать непонятное содержимое многих колб и банок.

– Кроме того, – Фуллер кашлянул, – есть все признаки того, что в последние двадцать четыре часа покойница вступала в сексуальный контакт…

– Изнасилование?

– Пока я не заметил следов применения силы, но при поверхностном осмотре иногда видишь не все. Вскрытие покажет!

– Скажите, – спросил Маркби, – вам ваша работа никогда не становится поперек горла? Это я просто так, из интереса.

– Любое занятие рано или поздно надоедает, – возразил Фуллер. – Взять хотя бы вас… Вы всегда всем довольны?

– Я стараюсь думать об успехах, а не о неудачах.

– Вот и я тоже. На все можно взглянуть с разных сторон. – Фуллер широко улыбнулся. – Никто не ждет от меня, что я стану лечить своих пациентов. Ведь все они – мертвецы!

Маркби решительно отставил в сторону остывший кофе. Пора заняться чем-то другим.

– Вы правы! Я вернусь, когда вы ее вскроете. Через десять минут я должен быть у начальства.

– Мы положим ее на холод, – по-прежнему жизнерадостно пообещал Фуллер, но потом вдруг добавил: – Я рад, что мои дочки… – Он не закончил фразу.

– Вы рады, что ваши дочки – что? – Маркби с любопытством посмотрел в лицо патологоанатому. Фуллер казался ему таким бесстрастным, что любое его проявление чувств казалось чем-то из ряда вон выходящим событием. Судя по всему, патологоанатом не задумывался о том, что трупы, которые он вскрывает, совсем недавно жили, дышали, смеялись… Понятно, почему девочка задела его за живое.

– Я рад, что мои дочки нормальные, чистые девочки, – нехотя сказал Фуллер. – А не шлюшки, какой, по всей видимости, была покойница!

– Иногда трудно бывает отнести человека к той или иной категории, – угрюмо заметил Маркби.

Он мог бы еще напомнить патологоанатому, что, как ни прискорбно, очень часто жертвами становятся именно невинные, неиспорченные. Иногда полезно напоминать прописные истины – бывает, это излечивает от излишней самонадеянности, которая может стать роковой.