– Я приму душ, – оповестил меня Максим из гардеробной. – А ты пока подумай, на какой стороне кровати тебе будет лучше спать.

Вот же наглец! Я моментально подскочила на ноги и ворвалась в гардеробную. Я хотела напомнить столичному пижону, в чьем именно доме он находился, вот только вместо этого я застыла на месте, как вкопанная.

Надо сказать, что мне повезло. Я имею ввиду то, что Максим в тот момент стоял спиной к моему потекшему, как сливочный крем, лицу и упавшей нижней челюсти. Он был в одних спортивных штанах, которые соблазнительно свисали на узких бедрах, ненароком приоткрывая восхитительные переплетения тугих мышц, уходящих к упругим ягодицам.

Черт возьми, какого лешего я так обомлела? Как будто никогда прежде не видела парня в одних штанах!

Но такого определенно нет…

– Что такое? – бросил он на меня короткий взгляд через плечо. – Уже определилась?

– Я не стану ничего определять, потому что кровать моя! – заявила я на максимуме своей уверенности.

Господи боже, да я же не могла оторвать собственных глаз от этой чертовски завораживающей спины! Я, конечно, подозревала, что под верхней одеждой моего соседа скрывалось подтянутое и крепкое тело, но не настолько же! Какой-то невероятный, идеальный и деликатный баланс между «перекачкой» и «недокачкой». Самое то.

В ответ на мои слова последовал смешок, после чего Максим развернулся, держа в руках сложенную одежду черного цвета. Не припомню, чтобы я когда-нибудь материла собственные глаза, но вот сейчас я делала именно это.

Прямо смотрите! На лицо! На его лицо!

– Мне обратиться к Акулине Алексеевне? – с нескрываемой наглостью спросил Максим.

– Ты ведешь себя, как избалованный ребенок-переросток! Я не лягу в постель с парнем, о котором знаю лишь то, что он жуткий зазнайка и хвастун! Это моя комната, моя кровать и мои правила! В который раз напоминаю тебе, что ты находишься на моей территории!

– Мое. Мое. Мое, – усмехнулся он в ответ и лениво двинулся на меня. – Я понял. Я всё понял.

Его глаза, кажется, посветлели. Я где-то читала, что яркость меняется в зависимости от чувств человека. Если их цвет становится темным и насыщенным, значит он испытывает злость, влечение и даже боль. А вот если они светлеют, значит его чувства ровные и непоколебимые, как прямая линия на экране больничного монитора, который подключен к скончавшемуся во сне старику.

– Уточни, что именно ты понял, – взметнула я бровь. – Потому что ты говоришь мне это уже не в первый раз, а потом намеренно подставляешь, потому что никак не можешь заткнуть свое раздутое эго.

– Я люблю свое имя, оно впечатано в мою кожу, как эти тату, – сказал Максим, глянув на свои руки. Я не удержалась. Непослушные глаза скользнули по черным рукавам с лабиринтами и замысловатыми переплетениями, за которыми словно прятались от посторонних глаз изображения и буквы. – Я уважаю свою профессию. Я предан ей настолько, что не могу позволить себе оскорбить её даже твоей безобидной ложью. Это всего лишь мои простые истины, а не раздутое мужское эго. А в другом же, – усмехнулся он, бросив незначительный взгляд в сторону, – мне очень жаль, Ия, но я действительно нуждаюсь исключительно в кровати и здоровом сне.

– Тебе «очень жаль»? – прыснула я нервозно. – Что это значит?

– Только то, что ты хочешь меня, но запрещаешь себе думать об этом, поскольку хорошие и правильные девочки трахаются только с хорошими и правильными мальчиками. Точнее, занимаются любовью. Однако, каждая из них втайне грезит о страстной ночи с парнем, который заставит её громко стонать, кончать и делать то, чего она никогда в жизни себе не позволяла. Просто потому, что до него попадались скучные дилетанты. Мне правда жаль, Ия, – добавил мерзавец с деланным сочувствием, – но между нами только договоренность, а эта кровать – лишь место и возможность хорошенько выспаться.