Николай Лесков».
Задолго до смерти, в 1877-м, в этюде «Карикатурный идеал» Лесков писал: «…Скромному и истинно святому чувству нашего народа глубоко противно кичливое стремление к надмогильной монументальности с дутыми эпитафиями, всегда более или менее неудачными и неприятными для христианского чувства. Если такая претенциозность и встречается у простолюдинов, то это встречается как чужеземный нанос – как порча, пробирающаяся в наш народ с Запада, – преимущественно от немцев, которые любят ”возводить“ монументы и высекать на них широковещательные надписи о деяниях и заслугах покойника. Наш же русский памятник, если то кому угодно знать, – это дубовый крест с голубцом – и более ничего. Крест ставился на могиле в знак того, что здесь погребен христианин; а о делах его и значении не считают нужным писать и возвещать, потому что все наши дела – тлен и суета. Вот почему многих и самых богатых и почетных в своем кругу русских простолюдинов камнями не прессуют, а ”означают“, – заметьте, не украшают, а только ”означают“ крестом. А где от этого отступают, там, значит, отступают уже от своего доброго родительского обычая, о котором весьма позволительно пожалеть».
«Все чувствую, как будто ухожу…» – признается Николай Семенович в одном из последних своих писем. Его не оставляет вера в то, что «совершится над всяким усопшим суд нелицеприятный и праведный, по такой высокой правде, о которой мы при здешнем разуме понятия не имеем».
Лесков умер в 1895-м, шестидесяти двух лет от роду, от застарелой астмы и похоронен на Литераторских мостках Волкова кладбища в Петербурге. На могиле его – простой каменный крест, имя и две даты: рождения и смерти. А между ними – огромная жизнь по отчему завещанию и собственному разумению во исполнение раз данного отцовского завета…
Пройдут годы, и литературный критик князь Д. П. Святополк-Мирский скажет проникновенно и просто: «Лескова русские люди признаю́т самым русским из русских писателей и который всех глубже и шире знал русский народ таким, каков он есть». А Максим Горький, осмысливая жизненный подвиг Лескова, подведет черту: он «пронзил всю Русь».
Татьяна Соколова
Брамадата и Радован
Глава первая
В очень давнее время в Индии были два смежные царства: одно называлось Бенарес, а другое царство Казальское. В одном из них, в Бенаресе, правил царь по имени Брамадата, а в другом, в Казальском царстве – Радован. Они были между собою несогласные и постоянно не ладили оттого, что у них были разные характеры и понятия, и во всем они хотели все разного. Брамадата, бенаресский царь, был большой воин и хотел, куда ни придет, чтобы всех сейчас побить или в плен угнать; а Радован терпеть не мог воевать, а все заботился, чтобы у него в земле была тишина и чтобы люди никто один другого не обижали, а все бы вровнях трудились и имели себе пищу и одежду, а на чужое добро не завидовали и ничего чужого себе не брали.
От этого разного расположения царей и во дворах у них, и во всем подданстве все шло по-разному.
У Брамадаты была тогда радость, если он кого-нибудь побьет и чужое добро возьмет, а Радован тогда был утешен, если у него все было тихо и все люди трудятся и живут средственно, а не стараются превзойти один другого обманом или опутать ложью и хитростью. И как у храброго Брамадаты, так и у хозяйственного Радована не все всегда ладилось.
Радовановы люди наскучили миром и тишиною, и стали они говорить:
– Что нам из того, что нам тихо и покойно жить в тишине. Ноне тихо и завтра опять тоже тихо – оно уже и наскучило, и куда мы за свой рубеж ни пойдем, за каким ни случись делом, нам от соседей такого почета нет, как людям из храброго царства Брамадатова. Так нам жить хоть и сытно и привольно, да обидно и не весело.