– Если вы имеете какие-либо сведения, способные помочь расследованию, вам следует немедленно поделиться ими со мной.

– Я хочу поговорить с Дельфин.

– Исключено. Вы важные свидетели. Не могу допустить, чтобы ваши показания стали несостоятельными.

– Префект, мы любим друг друга.

– Любили не вы, а ваши человеческие ипостаси. Почувствуйте разницу.

– На самом деле вы в нас не верите, да, префект?

– Вы сами в себя не верите.

– Дельфин верит, префект. Искренне верит. Остальное для меня не важно. – Глаза Вернона так и буравили Дрейфуса. – Расправляйтесь со мной как угодно, а Дельфин пощадите.

– Дезактивировать, – приказал Дрейфус.

Когда кабинет опустел, Том поднял компад, который держал между коленями, и записал свои впечатления о Верноне, по старинке пользуясь стилосом, – так ему больше нравилось. Только смутная тревога мешала работать, и избавиться от нее не удавалось. Бета-симулякров он опрашивал не раз и не два, поэтому считал, что хорошо знает их повадки. Никогда прежде Том не чувствовал в цифровом дубликате душу и не сказал бы, что почувствовал ее на этот раз. Однако чем-то этот раз отличался. Впервые Том испытывал потребность заручиться доверием бета-копии и размышлял о том, что для этого понадобится.

Человек доверяет машинам, но не рассчитывает на взаимность.

– Активировать Дельфин Раскин-Сарторий, – объявил Дрейфус.

В кабинете для допросов появилась женщина. Ростом выше Дрейфуса, она была в простой белой блузе, брюках и белых же туфлях на плоской подошве. Рукава закатала до локтей, штанины – до коленей. Руки она сложила на груди и переместила вес на одну ногу, словно чего-то ждала. Из украшений лишь серебряные браслеты на запястьях, лицо сердечком – ни красивым, ни миловидным не назовешь, хотя уродливым тоже. Ни следа косметики. Глаза светло-бирюзовые, волосы убраны ото лба и завязаны грязной тряпкой, из-под которой выбивались вьющиеся пряди.

– Дельфин? – обратился к ней Дрейфус.

– Да. Где я?

– В анклаве «Доспехов». Боюсь, у меня плохие новости. Раскин-Сарторий уничтожен.

Дельфин кивнула, словно втайне этого опасалась.

– Я спрашивала вашу коллегу о Верноне. Она не сказала ни слова, только я умею читать между строк и поняла, что случилось страшное. Вернон…

– Да, Вернон погиб. Все остальные тоже. Но нам удалось получить его бета-копию.

Дельфин на миг закрыла глаза.

– Я хочу с ним поговорить.

– Нельзя, – отрезал Дрейфус, но, поддавшись порыву, добавил: – Сейчас нельзя; возможно, потом получится. Сперва мне нужно опросить вас по отдельности. Вряд ли «пузырь» уничтожили случайно. Если атака была намеренной, значит это преступление, одно из самых ужасных со времен Восьмидесяти. Я хочу, чтобы свершилось правосудие, но для этого мне необходима помощь всех свидетелей.

– Вы же говорили, что никто не уцелел.

– У нас лишь три беты. Шаг за шагом я восстанавливаю случившееся, но ваши показания не менее важны, чем остальные.

– Чем смогу, помогу.

– Хочу выяснить, что творилось в самые последние минуты. Насколько я понимаю, вы хотели продать свои работы третьей стороне.

– Да, Дравидяну.

– Расскажите все, что знаете о Дравидяне, от начала до конца. Потом об искусстве.

– С какой стати вас интересует искусство?

– Оно связано с преступлением. Я должен разобраться, что к чему.

– Дело только в этом? Абстрактного интереса к искусству у вас нет?

– Я человек простой.

– Но вы знаете, что вам нравится.

Дрейфус скупо улыбнулся:

– Я видел скульптуру, над которой вы работали. Большую, с мужским лицом.

– И что о ней скажете?

– Она запала мне в душу.

– На это я и рассчитывала. Возможно, не так вы и просты.