Бабка усмехнулась. Проницательно посмотрела на Настю. Неожиданно спросила:

– А у тебя на твоего Сеню, мужа-то, хорошо давить получается?

Настя покраснела: вот это старуха! Вот это глаз-алмаз!

– То-то, – назидательно сказала бабка. – У них вся порода такая. Кремень. Если чего не хотят – нипочем не уговоришь. А чего это тебя лекарство так интересует?

– Ну так открытие же! Можно сказать, мирового масштаба! Я в газете читала: американцы разрабатывают вытяжку из хряща акулы. Они только еще разработку ведут, понимаете? А Челышев это лекарство уже изобрел – еще бог знает сколько лет назад!

Старуха кивнула:

– Он тогда, сразу после войны, говорят, в городе многих спас. Пока ему кислород не перекрыли. Время такое было: любую инициативу давили… Да и людей давили, не жалели…

И она пустилась в рассуждения на модную нынче тему: всю жизнь, мол, прожили по указке партии и думали, что так и надо, а теперь, вишь, какие факты всплывают – оказывается, сидел Челышев не за шарлатанство, а за научное открытие мирового масштаба.

Настя бабулю не перебивала. Она лихорадочно соображала: что ей делать дальше? Толку от «тети Лены Крыловой» явно больше не будет. И сейчас, по идее, нужно немного расспросить бабуленцию о личных качествах Челышева – надо же оправдывать легенду о том, что она пишет его биографию. А после – плавненько свернуть разговор и ретироваться.

Но у бабки, видно, имелись свои планы, как вести беседу. Закончив пассаж о «проклятых коммунистах», она вдруг сказала:

– Впрочем, кооператоры – тоже не лучше. Есть тут у нас один, капиталист… Медицинский кооператив у него. Так он студентов нанял, чтобы они в больничном архиве рылись.

– Зачем? – не поняла Настя.

– А хотел рецепт этого эликсира найти. Восстановить его и большие деньги с народа драть в своем кооперативе.

Настя похолодела. А бабка злорадно закончила:

– Только Челышев наш тоже не дурак. Ни единой бумаги после себя не оставил. Так студенты ни с чем из архива и ушли. Даже историй болезни – и то не осталось.

«Потому что он сжег их! Мне бабушка, Татьяна Дмитриевна, еще три года назад рассказывала!.. – чуть не брякнула Настя. Но догадалась промолчать. А в голову уже ворвалась новая мысль: – Не прознал бы этот кооператор-капиталист, что тетрадь с рецептами у меня!»

– А как его звать, этого буржуя? – спросила она как можно равнодушней.

– Кувелиди… Кирмелиди… Не помню точно. Грек он. У нас в городе греков много.

– И откуда же он узнал про эликсир?

– Провинция, милочка! – назидательно произнесла старуха. – У нас тут все знают всё и обо всех.

«И про то, что столичная штучка приехала писать биографию Челышева, тоже, видно, скоро узнают, – поняла Настя. – Если даже бабка и промолчит – так ее дочь по всему городу языком разметет. Осторожней надо быть, осторожней…»

И она вкрадчиво спросила:

– А вы не знаете… вот у Николая Арсеньевича еще друзья были… Андрей Форафонов, например.

– Умер. Два года назад, – пожала плечами старуха.

– Шадуров Михаил…

– К сыну в Канаду уехал. С полгода как. Обещал писать, только пока не пишет. Зачем мы ему – в Канаде-то…

«Вот так так! Весь лимит друзей исчерпан».

– Ну а коллеги? С кем он вместе работал – еще тогда, до лагерей? Сразу после войны?

– В сорок седьмом году? – прищурилась на нее старуха. – Сорок три года назад?!

Кажется, бабка стала подозревать: никакую биографию Николая Арсеньевича Челышева Настя писать не собирается. Что затея у нее – другая…

И бабка просоветовала:

– Так если тебе этот рецепт нужен – ты лучше в его домашних тетрадках посмотри. Николай его, рецепт-то, наверно, внуку оставил. Сене. Очень он Сеньку любил… Помню, говорил мне, что будущее поколение будет умнее нас. И мы обязательно должны оставить нашим детям и внукам достойное наследство.