– В такое время лучше, если рядом будет близкий человек, – вздыхала она.

– Ты выяснила, кто эта Патрикеева? – спросила я, по непонятной причине тоже очень волнуясь.

– Нет. Звонила вчера маме, она такой фамилии сроду не слышала. А больше спросить не у кого. Фамилия какая-то дурацкая, ты не находишь?

– Нормальная фамилия, – пожала я плечами.

– Вот сейчас выяснится, что она оставила мне развалюху в деревне, и прости-прощай мечта. – Женька глубоко вздохнула, и мы отправились длинным коридором искать нужную комнату.

Ягодкин оказался юрким старичком с плешивой головой, в очках с круглыми стеклами без оправы. Поприветствовал нас, поднявшись из-за массивного стола с зеленым сукном и монстром-чернильницей на подставке из янтаря, и приступил к делу со всей серьезностью. Патрикеева Дарья Кузьминична скончалась две недели назад, оставив завещание. Женька унаследовала дом в деревне Верхняя Сурья Колыпинского района, что находится в нашей области. Услышав новость, Женька скривилась и вроде бы потеряла интерес к разговору. Заметив это, Ягодкин сказал:

– Места там восхитительные. Редкой красоты места. Если дом в хорошем состоянии, сможете продать его за приличные деньги. – При слове «деньги» Женька оживилась.

– А что за дом? – спросила она с любопытством.

– Здесь сказано: дом площадью четыреста двадцать квадратных метров плюс сорок соток земли, находящейся в собственности у хозяйки. Даже если дом развалюха, земля все равно чего-то да стоит, – понизил голос Ягодкин.

Женька кивнула и устремила взгляд вдаль, будто обозревая предполагаемые владения.

– Завещание оформлено полгода назад, еще раньше Патрикеева Дарья Кузьминична разыскала вас, поручив это дело адвокату в Колыпине, его фамилия Задорнов. Так вот, он в свою очередь обратился к нам, а мы установили ваше местонахождение. Тогда покойной и было составлено завещание по всем правилам. После кончины Патрикеевой ее доверенное лицо связалось с Задорновым, но он в тот момент был в отпуске, и… мы приносим свои извинения, что сообщили вам о смерти родственницы с опозданием, но это, смею заверить, не наша вина. Сейчас мы оформим необходимые бумаги, и через полгода вы станете полноправной владелицей угодий.

– А сейчас? – спросила Женька, облизнув губы.

– Пока не пройдет полгода, дом вы не сможете продать.

– А жить там можно?

– Это пожалуйста.

Я с удивлением покосилась на подругу, но с вопросами решила повременить.

Довольно скоро мы покинули Ягодкина, на свежем воздухе Женька задышала ровнее, а я задала вопрос:

– Ты что, в самом деле там жить собралась?

– Ну… лето на носу. Может, и поживу. Ягодкин сказал, там места красивые. На твоем вдохновении это положительно скажется.

– На моем? – округлила я глаза.

– Не одна же я буду жить в такой глуши, – пожала плечами Женька.

– У меня своя дача есть и Ромка…

– Вот только про Ромку не надо, если он тебя любит, проедет на машине с десяток километров…

– До Колыпина не десяток, а сто двадцать километров, – возмущенно напомнила я.

– И только-то? – хмыкнула Женька. – Ладно, там посмотрим.

Я затосковала. Ни в какую Верхнюю Сурью мне ехать не хотелось, так же как и в Нижнюю. Ромка об этом ничего слышать не захочет, он и так считает Женьку божьим наказанием, а тут сто двадцать километров… В этот момент у Женьки зазвонил мобильный, это оказалась ее мама. Женька поведала ей о визите к Ягодкину и предупредила, что мы сейчас приедем.

Елена Дмитриевна встретила нас в прихожей, горя нетерпением.

– Это родня отца, – заявила она решительно. – У нас таких нет.

С Женькиным отцом она рассталась лет пять назад, и два года прошло, как он умер. Елена Дмитриевна упоминаний о нем не выносила, считая его отпетым мерзавцем. В чем была его вина, я так и не узнала, Женька на мои вопросы пожимала плечами.