– Подождем покуда, – вздохнула подруга. – Этот Виктор хоть и псих, но ведет себя вполне прилично. Даже не показывается. Я думаю, он свою подружку к нам подослал, будучи уверен в том, что, если сам нарисуется, нам сразу же донесут, кто он такой, и мы с перепугу дела с ним иметь не захотим. Вот парень тень на плетень и наводит. Оттого все эти шпионские страсти с телефоном и чужой фамилией. Мне как-то спокойнее стало. Всегда легче, когда знаешь, что происходит. Ты чего молчишь? – удивилась Женька. Я пыталась разделить ее оптимизм, но выходило не очень.

– Прикидываю, зачем местным бандитам дом в деревне понадобился.

– Ну… на охоту ездить, и вообще… отдыхать.

– Ты по сторонам посмотри, это же и есть деревня, и до Верхней Сурьи отсюда тридцать километров, даже по плохой дороге за час доедешь.

– Ну, тогда не знаю.

– Разберемся, – сурово сказала я. – Посмотри на карту, в какой стороне находится твоя Сурья?

– Подожди, – ответила Женька. – Поезжай прямо. Там впереди, за монастырем, кладбище. Надо тетку навестить. Хоть я ее знать не знала, но наследство обязывает.

Из-за поворота показалось кладбище. Старое, обнесенное стеной из красного кирпича, металлические ворота на замке, но калитка рядом приоткрыта. Возле нее сидела женщина на складном стульчике и торговала искусственными цветами. Не успели мы выйти из машины, как она громко сказала:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – отозвались мы, приближаясь. Женька купила шесть хризантем. Разговорчивая женщина поинтересовалась, откуда мы приехали, а узнав, к кому, вызвалась показать могилу. Женька здесь уже была в прошлый приезд и в провожатых не нуждалась, а вот я проявила интерес:

– Вы были знакомы с Дарьей Кузьминичной?

– Нет. Просто за последний год здесь только однажды хоронили. Кладбище закрыли лет пятнадцать назад, теперь за городом хоронят, а тут, если только родня есть, ну и место, конечно.

Мы прошли через калитку и отправились по тропинке, петлявшей между оградами. Женька шла впереди, я за ней, разговаривать так было неудобно, да и обстановка располагала к молчанию.

Женька в очередной раз свернула, впереди показалась часовенка, которую недавно побелили. Не доходя до нее пару метров, подруга остановилась и оперлась рукой на ограду. Я подошла и встала рядом. Ограда была большой, добротной, выкрашена синей краской с набалдашниками на столбах под серебро. Внутри пять могил, обложенные кирпичом, с металлическими крестами в изголовье, и свежий холмик с двумя венками и деревянной табличкой. «Патрикеева Дарья Кузьминична», – прочитала я, далее следовала дата смерти. Женька открыла калитку, прошла к могиле, пристроила цветы, выпрямилась и, переминаясь с ноги на ногу, тихо произнесла:

– Здравствуйте, – покосилась на меня и добавила: – Это Женя, которой вы дом завещали.

– Говори громче, – посоветовала я. – Она плохо слышит.

– Анфиса, – сказала Женька укоризненно. – Иногда ты бываешь совершенно бесчувственной. Я понятия не имею, как вести себя на кладбище, особенно с незнакомыми людьми.

– Ладно, не злись, – вздохнула я и вдруг брякнула: – Я – Анфиса, Женькина подруга.

– Ты издеваешься, что ли? – рыкнула Женька, а я отмахнулась:

– Сосредоточься на тете.

– Я пытаюсь.

Чтобы не мешать Женьке, я отошла к соседней могиле, где на кресте была табличка «Антонов Лев Кузьмич».

– Это ее брат, – сказала Женька, приблизившись ко мне. – А это, надо полагать, их мама, двоюродная сестра моего деда, и их отец.

Я перевела взгляд на табличку. «Антонова Капитолина Васильевна». «Антонов Кузьма Григорьевич».