- В чем дело? Почему ты плачешь? – его руки касались лица и стирали влагу, которой не становилось меньше, а я отмахивалась и только.

Но он их прижал так, что не вывернуться и просто склонившись приобнял, по сути, просто прижался и долго молчал, а я успокаивалась одурманенная его ароматом дорогого парфюма, который он, кажется, так и не сменил за эти годы оставаясь верным себе и своему выбору.

- Отпусти, - наконец сумев совладать с собой произнесла.

Он выпрямился и непрерывно сверлил взглядом. Он ждал моих слов, которые давались с трудом. Большим трудом.

- Ты что, вообще не узнавал обо мне ничего? – и я поняла все по его лицу, которое было таким странным. – Я детей не могу иметь Глеб. У меня эту возможность забрали. Я сама виновата... Я лишила себя этого счастья, когда пошла искать улики твоей неверности.

Глеб

Выстрелом в пустоту прозвучали ее слова.

«…Я детей не могу иметь, Глеб…»

Как? Почему? Когда это стало известно? В какой момент?

Мысленно переношусь в тот самый день. Сразу мне не говорили ничего вообще. Потом я уехал, после разговора с Верой. Вернувшись через пару дней в город, они по-прежнему отмалчивались.

Я вспоминаю слова сестры. Свою ругань с врачами, что казалось странным, но может быть это я не прав и не знаю их установок и правил, однако я на тот момент оставался ее мужем, а со мной отговаривались сухими фразами. И только Рита сделала фото ее медкарты и показала, что там все нормально. Да ребенок был потерян, но ее состояние было нормальным черт побери.

Собираю в кучу каждый факт мне озвученный, но это не приносит никаких ясностей вообще.

- Вера я не понимаю, - смотрю на нее, искренне не веря в то, что произошло.

Она смотрит устало. Пытается казаться стойкой и сильной, но я вижу усталость и отнюдь не счастье, которое она мне выпячивает вперед. Кого убеждает в этом, меня или себя? Но сейчас не об этом.

- Чего именно, Глеб? На другом языке сказать? Я знаю английский, немецкий…

- Перестань. Я видел фото твоей карты, там все было нормально. Не было никаких диагнозов и прочего, о чем ты сейчас говоришь? Тебе поставили их потом после выписки? Делали операцию позже? Что произошло?

- Знаешь, что самое главное сейчас? – со смешком спрашивает, бросая взгляд красивых глаз в потолок.

- Нет, что?

Она делает глубокий вдох, а я жду, что она скажет мне.

- Что это уже неважно. Плевать что там ты знал или не знал. Ты ушел, когда я проснулась от наркоза и едва смогла видеть, так как первые минуты все расплывалось ужасно. Было ощущение дикого страха. Непонимания. А ты так торопился, что не мог подождать немного. Даже прийти в себя окончательно не позволил, продолжая добивать меня своими словами. Вот что важно. И сейчас мне плевать абсолютно, что тебе сказала Рита, врачи, медсестры. Ты оставил меня одну, - ее губы дрожали, а глаза заполонили прозрачные «стекла» слез. - Я там лежала выпотрошенная… без сына, мужа… поддержки… - слова срывались и были еле слышны, а я не мог пошевелиться, ощущая ее боль.

Я могу только представить ее одиночество. Мое было таким же всегда, с самого детства. После произошедшего было проще снова закрыться в себе и работать дальше. Жить. Как есть. Без планов на будущее, без желания снова пытаться быть нормальным по принятым меркам людей. К тому же приехала Рита с ребенком. Казалось, все устаканилось, только одного не хватало – разговора с Верой. Но узнав что она замужем, я просто оставил как есть.

Почему сейчас решился? Не знаю. Чувствовал, что так нужно. И теперь зная правду, я чувствую себя еще большим подлецом.