- В смысле? Я не против, конечно, и даже думала с Глебом в дальнейшем поговорить об этом, но я пока что не ставлю на себе крест. Пройдет время, и я выйду замуж, рожу... - на этом слове она перестала смотреть в глаза. – Ты хочешь сказать, что... Рит...
Вот такая цена у необдуманности двадцатилетней девчонки, которая решила что знает лучше.
Уснула после укола успокоительного. До последнего смотрела на нее и шептала одними губами, чтобы больше не приходила. Чтобы больше никто не приходил ко мне. Не хочу никого видеть. Это только моя боль, я не поделюсь ею ни с кем.
Но утром после процедур разных, когда я была на краю ясности и сна, еще в коридоре я услышала маму.
Сейчас во мне взыграл инстинкт поиска надежного крыла, и я хотела его найти в объятиях матери.
Она ворвалась. И чуть запыхавшись выдохнула, а после посмотрела на меня глазами, в которых не было ничего кроме осуждения, недоумения, презрения.
- Допрыгалась?
Снова отделяюсь от этой оболочки и ухожу в себя. Не буду слушать. Не хочу.
- Чего добивалась? Не смогла ребенка выносить, поперлась к этому нищеброду. С ума сошла, Вера? Глеб позвонил отцу, сказал, что вы разводитесь. Это что правда?
Лежу на спине с закрытыми глазами, из которых стекают по вискам слезы, но не отвечаю. Слышу ее слова, слышу мерзость, которую она выплевывает, но молчу.
Потому что ненавижу, потому что чувствую себя одинокой. Я думала, что с рождением сына, это чувство пустоты уйдет насовсем, в итоге оно размером с черную дыру и уже высосало все мои эмоции, и все мои чувства.
- Чего молчишь? Рада говорю, что в итоге своего добилась. Отец сказал, что ни копейки тебе не даст и...
- Проваливай.
- Что ты там мычишь? И сядь, когда с тобой мать говорит.
Поднимаю голову и смотрю на нее.
- Я сказала, чтобы ты проваливала отсюда. И чтобы я ни тебя ни его больше никогда не видела.
- Ах ты мерзавка неблагодарная, - заверещала на всю палату.
- Я потеряла ребенка. Единственный человек, который был рядом, сказал, что уходит от меня. Родители топчут ногами. Смешивают с пылью обвиняя в том, что я плохая дочь. Я больше не смогу иметь детей, не говоря уже о том, что меня еле спасли вчера. А ты приходишь и говоришь мне о том, что я потеряла прекрасного мужа и отец недоволен? Вали отсюда я сказала к черту.
- Что за тон? Что за слова, Вера? – неожиданно останавливает свой гонор.
- Прочь, - кричу ей, что она аж подпрыгивает на месте, пятясь назад. – Уходи сказала. Ненавижу тебя, мама. За все твои слова сегодня и раньше. Ненавижу и никогда не прощу, так и знай. Забудьте обо мне. Приеду за вещами своими и подальше от вас обоих.
- И куда ты пойдешь? На трассу? Отец тебе мужа подберет...
- Вон отсюда, пошла сказала... - ору снова и снова, чтобы пришли медсестры. – Не пускайте ее больше ко мне. Никого не пускайте.
Ее наконец выводят из палаты, и я снова одна остаюсь.
Так лучше. Так проще.
Время в больнице прошло быстро. Каждый день моим гостем была Ирина Викторовна, психолог. Остальных не пропускали, как я и просила. Но насколько мне известно, из желающих очереди не было. Приходила подруга и пытался пробраться отец.
День выписки выдался холодным. Почти зима на дворе. Внутри вообще Арктика.
Пока находилась в клинике, продумала кое-какой план. Снять квартиру небольшую, пойти учиться по своему желанию, и... просто жить.
Вызвала такси и не успела сесть в него, как меня окликнула Надя.
- Думала уедешь, не попрощавшись?
- Прости, - подошла к ней, - кажется, из меня выкачали дружелюбие и все остальные правильные человеческие качества.