Слышала, как вернулся, как мылся после неё. Заставляла себя дышать ровно, когда он лёг рядом. Уснул почти сразу. Утомился, бедный. Какие чувства могут остаться, выдержать это? Не предательство, нет – полное пренебрежением мной, как женой, которая рядом.

Ту девушку я больше не видела, и Тимур весь отпуск не отходил от меня, вызывая непрерывный диссонанс. Зачем ему понадобилось укладывать её в постель, чтобы что?.. А может, я просто всё придумала? Мало ли, куда он ушёл. К концу отпуска я почти убедила себя, что это так. Заставила поверить в заведомую ложь, потому что проще спрятать голову в песок. Даже если не спрячу, ничего не изменится. Мы возвращались домой загоревшие, отдохнувшие, только я чувствовала себя выжатой досуха.

– Ма, это что? – Дамир кривится, глядя на купленную на Кубе красную рубашку. – Я такое не надену. Фу, ты посмотри, какая тут строчка!

Сыновья выросли капризными эгоистами. Чья в этом вина? Конечно же, моя, не отрицаю даже. И если Карена ещё можно как-то на что-то уговорить, то Дамир никогда не сделает то, что не хочет. Копия отца. Им двенадцать и десять, и иногда я рада, что у нас есть гувернантка для них. Справилась бы я с ними сама? Другие же справляются. «Безрукая неумеха!» – загрохотал в голове мамин голос. Так и есть.

Тенью хожу по дому, не могу привыкнуть после возвращения. Мысли по кругу, об одном и том же. Решаюсь – набираю Аню, она единственная, кто выслушает без осуждения. Поймёт. Мы встречаемся в спа-салоне, и только тогда понимаю, что это не лучшая идея – толком не поговорить. В прошлый раз ей понравилось, а мне хотелось порадовать, тем более, могу себе это позволить. Вжимаю голову в плечи: может позволить Тимур.

– Ты так загорела! – восхищённо тянет Аня. – Тебе очень идёт. Золотоволосая загорелая русалка. Рассказывай, как отдохнули.

Мы сидим в глубоких мягких креслах, отдыхаем после процедур и потягиваем прохладное Просеко. И вот в этой обстановке я должна пожаловаться на свою горькую судьбу? Смешно.

– Нормально. – Пожимаю плечами. В целом было нормально. Тимур ведь занимался со мной любовью, брал машину на прокат и катал по острову, улыбался и создавал праздник каждый день. Чего мне, дуре, ещё надо?!

– Нормально? Таким тоном не говорят про отпуск на Кубе. – Аня слишком прозорлива, это мне нравится в ней, и одновременно пугает. А ещё она – открытая и честная, прежде всего честная перед собой. Глубоко вздохнув, я набираю полную грудь воздуха, когда она говорит, что Тимур с ней заигрывает. Как обухом по голове. Сразу по затылку, чтобы наверняка прибить.

– Надо же. Думала, у него осталась хоть капля совести. Кобель.

– Ты знаешь, что он тебе изменяет?! Давно?

– Знала, кажется, всегда, только глаза закрывала. – Верчу бокал в руке, смотрю, как кружатся пузырьки. – Недавно убедилась. На дне рождения застала его с какой-то девицей. В моей оранжерее. В процессе.

– В смысле «в процессе»? Они занимались сексом, когда у вас был полный дом гостей? – Аня трясёт головой, словно прогоняет видение. Я бы тоже рада прогнать, но развидеть уже не смогу.

– А потом мы полетели отдыхать. Представляешь, какая я жалкая? Другая бы ушла на моём месте. Или скандал закатила, а я умею только терпеть.

– А ну прекращай себя жалеть! – вдруг рявкает Аня. Вздрагиваю от неожиданности. – Себя жалеть – последнее дело, знаешь ли. Пожалей своего убого, что член в штанах держать не умеет, а себя не смей. Изменяет он, а не ты. Ты не виновата ни в чём. И ты не терпишь, ты живёшь. Кто-то уходит, кто-то решается начать новую жизнь, а кто-то смиряется и живёт. Я не осуждаю тебя.