Я разрыдалась в машине. Смотрела в зеркало заднего вида на себя. Красные глаза, потекшая косметика, дрожащие распухшие губы.

Развалина.

Тряпка.

Да, именно такой я и была.

Включился телефон. Звонил папа. Торопливо вытерев слезы и высморкавшись, я взяла трубку.

- Алло?

- Женя, ты где сейчас? - раздраженно крикнул в трубку папа.

- Привет, пап! Я…Я же отпрашивалась у тебя вчера вечером помнишь? - как можно более бодрым голосом сказала я в трубку. - Но я уже еду! Скоро буду!

- Приедешь, сразу ко мне в кабинет!

- А что, что-то случилось?

- Я жду! Все, едь!

Положил трубку. Я полезла в косметичку и реанимировала макияж. Оценила свое отражение в зеркале. Ну что ж, теперь намного лучше. Не идеально, конечно, но сойдет.

Заведя мотор, я покатила по дороге. Взглянула на часы - успеваю по времени. Отпросилась аж на три часа, но повезло, что пришлось перенести только одну запись. Я же молодой специалист, у меня пока что не прям всегда завал по пациентам. Не все готовы доверять себя двадцатипятилетней девчонке. Предубеждения об опытности, все дела.

Но почему тогда папа уже нервничает?

- Привет, Лиза, - зайдя в клинику, я бодро улыбнулась администратору.

- Привет. Зайди к Андрею Андреевичу, пожалуйста. Он сказал что это срочно.

- Хорошо.

Сразу направилась в папин кабинет. Подойдя к двери, постучалась. У нас строгая субординация. Никаких “пап” в рабочее время и никаких заходов в кабинет без стука. Это одна из многих причин, по которой уважают и папу, и нас.

- Да!

- Можно? - я сунула голову в дверь.

Сосредоточенное лицо отца сразу стало злым.

- Заходи, Евгения. Заходи, закрывай дверь и рассказывай, какого черта я узнаю о том, что мою дочь бросил этот ублюдок не от нее, а от своего сына?

Я застыла, как истукан. Даже дыхание в груди перехватило.

- Ну, что стоишь? Закрывай дверь, присаживайся… Или хочешь, чтоб вся клиника была в курсе?

Закрыла дверь. На ватных ногах подошла к одному из трех светло-бежевых кресел, стоящих по бокам от основания буквы “т”, в форме которой был папин стол. Села. Сил поднять глаза не было. Стыд и боль разъедали изнутри, как кислота.

- Я жду, Женя.

- Как ты узнал? - выдавила я одними губами.

- Вадим сегодня утром позвонил Славе, а трубку взяла шалава эта белобрысая. Как ее? Инесса?

Значит он у нее. У Инессы. Не такая уж она и принципиальная, выходит.

- И не постеснялась сказать, что они снова вместе, - продолжал папа. - Ну, я жду?

Слезы душили. Я не могла вздохнуть. Все, что могла, это поднять на папу полные слез глаза.

- Женя?

- Не могла, - пролепетала я.

- Не могла она! - рыкнул папа. - Красавица, умница… Такие молодые люди ухаживали, а выбрала этого малахольного ублюдка…

- Не называй его так!

- Ах, не называ-а-ать, да? Еще защищаешь его! Еще, может, как его эта Инесса снова выбросит - подберешь, м? Простишь то, что он об тебя ноги вытер?

- Папа, я прошу тебя… Перестань! - прорыдала я.

- Нет, моя милая! Не перестану, твою мать! - он вскочил с кресла. - Я с матерью тебя не такой растил и не для этого! Не для этого бабки башлял на репетиторов и на универ, чтоб дочь моя тряпкой у ног какого-то ублюдка была!

Тряпкой… Слово, как удар хлыста.

Я закрыла лицо руками.

- Хватит рыдать, - взяв за плечи, он встряхнул меня. - Хватит! Не хватало еще из-за такого рыдать!

- Па-ап…

Он грубовато обнял меня. Подержал с минуту, слегка покачивая, как делал это в детстве, утешая своей грубоватой нежностью, когда я разбивала коленки. Отстранившись, он плеснул из графина воды в стакан и протянул мне.

- Пей. Только потихоньку.

Я послушно стала пить маленькими глотками.