Тишина окутывающей в кокон паутиной пробирает до костей.
Я на мгновение останавливаюсь, пораженная пустым взглядом мужа. Владик плотно сжимает зубы, кажется что через шум воды слышу треск. Жилы на шее натягиваются до предела.
– Что еще, Аль?! – сквозь зубы цедит Владик, одновременно с этим закрывает кран.
– Телефон… – протягиваю ему трубку, а у само пальцы судорогой сводит.
– Что в этот раз, Заюш? – устало подкатывает глаза, забирает телефон и он внезапно начинает протяжно в его пальцах вибрировать.
Муж недоумевая смотрит в экран. Потом поднимает взгляд на меня.
Не смотря на то, что в ванной тепло, меня бьет крупный озноб. Тело покрывается крупной мурашкой.
Один резкий шаг. Один стремительный, обжигающий ладонь удар по щеке и меня словно переполненный гелием шарик прорывает.
Меня не остановить, я накидываюсь разъяренной кошкой. Я не помню, что в этот момент я делала, куда била, где царапала, мой взор застилали слезы. Потоки слез стекали по щекам. Шее. Груди. Я проклинаю Владика, знаю, что завтра пожалею, но сейчас я не могла совладать с тобой злобой, которая разрывала мою душу, разрывала меня изнутри.
– Ненавижу, – судорожно всхлипывая, била мужа в грудь кулаком. – Ненавижу и эту стерву ненавижу…
Муж словно несокрушимая стена молча сносил мою истерию. В конце концов силы закончились. Я медленно, царапая кожу Владику, сползла вниз. И уткнувшись лицом в колени крича в немые ругательства, разрыдалась.
Владик, пройдя мимо, вышел из ванны. Оставил меня одну.
Эмоции выкручивали меня с чудовищной силой. Мне так плохо как было сейчас, не было никогда.
Предатель. Как он мог?! Как мог предать меня, Костика, нашу семью?
Где глубоко в душе засвербило чувство того, что это я и ожидала, что догадывалась, но… Догадываться и знать наверняка – это совершенно разные по силе эмоции.
Очнулась я от того, что у меня затекла спина, одеревенели ноги.
Пустота внутри дичайшая.
Боже! Какая же я дура.
Идиотка. И ради чего спрашивается извожу себя? Ради кого? Человека, у которого не хватило смелости признать свою ложь, измену?!
Меня снова замутило. Сдавила ледяными пальцами горло.
Это просто какой-то кошмар. И в голове все больше росла уверенность в том, что если я себя распущу, если позволю злобе и обиде все также грызть безжалостно мое нутро, то добром это все не закончится.
На полусогнутых ногах, совершенно обессиленная, я иду в детскую. В нашу комнату дверь закрыта. Пробовать на замок или нет даже не стала. Поплелась в самый конец коридора.
Костик, свернувшись калачиком, спал в самом изголовье и походил больше на большого котенка, чем на ребенка.
Я что только и смогла, так это забраться под покрывало и обхватив колени руками, поджать под себя ноги, сжать зубы и сильно, сильно, до звезд в глазах сжать веки.
Сон густой, тягучей патокой накрыл меня с головой. Я ничего не слышала, ничего не чувствовала. Я просто провалилась в сплошную тьму, из которой смогла выбраться только в тот момент, когда меня кто-то резко затряс.
Резко открываю глаза и тут же смыкаю их крепко-крепко, чтобы смягчить удар яркого света по воспаленным глазам.
– Аль, вставай! – Владик стоит надо мной коршуном. Смотрит гад прямо в душу и кажется, что в его взгляде такая тоска, что хоть вой.
– Отстань. И не трогай меня, – сбрасываю руки мужа. Оглядываюсь. – А, где Костик?
Голос тут же начинает дрожать.
– Кашу есть, – с досадой в голосе, отвечает Владик.
– Боже, мой! Сколько времени? – я неуклюже пытаюсь подняться с постели.
Все тело ломит так, что чуть ли не стону в голос.