Дуся закончила шитье, откусила нитку и бросила платье Кате:

– Гляди, как хорошо вышло! Никто и не заметит! Одевайся!

Катя разгладила на коленке креп-жоржет. Дуся оказалась настоящей волшебницей. Шов был такой тонкий и так прихотливо проходил по цветочным букетикам, что надо было очень приглядываться, чтобы его заметить.

– Ну вы и мастерица, Дуся! – восхищенно похвалила работу Катя и, натягивая платье, спросила: – А Еленка – это кто?

– А Еленка – это моя двоюродная сестра, Герочкина мать. Для тебя, значит, Еленой Матвевной будет. Ты уж ее не серди. Она не любит, когда без Матвевны... А меня зови на «ты». Я так привыкла. Меня все всегда на «ты» звали, так что тоже – не обижай! Договорились?

– Договорились! – весело отозвалась Катя. Она уже забыла про то, что совсем недавно клеймила Кривицких эксплуататорами, а саму Дусю представляла замученной тяжкой неволей рабыней. Она радовалась, что все стало вдруг так хорошо: родители Геры оказались приличными людьми, да и платье – опять как новое! К тому же она подружилась с замечательной Дусей, а сейчас еще познакомится с родителями Геры, потом выйдет за него замуж, и все они будут жить в удивительном доме душа в душу!

– Ну что, пошли знакомиться с остальными? – все так же весело спросила Дуся.

– Пошли! – ответила абсолютно счастливая Катя.

Комната, в которую привела ее Дуся, сразу поразила девушку размерами и удивительным узорчатым полом, набранным из разных по размерам дощечек, начищенных почти до зеркального блеска. Нет, Катя, конечно, знала, что такое паркет. Более того, она лично натирала рыжей мастикой паркетный пол в родительской коммуналке. Но тот паркет был самым обычным, елочкой, а у Кривицких – походил на деревянный ковер. На него даже страшно было ступать.

– Проходи, проходи... не стесняйся... – Дуся легонько подтолкнула Катю в спину, и только тогда она заметила, что в пустой комнате за большим празднично накрытым столом сидит всего одна персона: то ли девочка, то ли женщина. Ей с одинаковым успехом можно было дать и десять лет, и все тридцать. У нее было неприятно вытянутое лошадиное лицо и реденькая челка, плохо закрывающая излишне высокий лоб. Катя еще раздумывала, кем бы она могла приходиться Гере, как он, неожиданно откуда-то вывернувшись, за руку повел ее в сторону от стола. В глубокой нише, на диване с гнутыми блестящими подлокотниками, сидели очень красивая женщина в темно-синем бархатном платье и крупный мужчина очень приятной наружности.

– Мама, папа! Вот моя Катя – познакомьтесь! – торжественно проговорил Герман и, обернувшись к ней, с таким же пафосом сказал: – Катя! Это мои родители: Елена Матвеевна и Виталий Эдуардович!

Катя растерялась. Она не знала, что ей теперь следует сделать: то ли подойти к родителям Геры поближе и каждому в отдельности протянуть руку лодочкой, то ли остаться стоять на месте. Положение спасла Елена Матвеевна. Она улыбнулась, очень грациозно поднялась с дивана и, положив легкую руку на плечо Кате, сказала:

– Очень приятно. Вот и познакомились. Пойдемте к столу.

Катя не была убеждена в ее искренности. Похоже, женщине не было очень приятно знакомиться с невестой сына, она говорила всего лишь то, что полагается произносить в таких случаях. Катя почувствовала, как рука Елены Матвеевны отделилась от ее плеча. Женщина быстрым жестом поправила свою высокую прическу и сказала:

– Славочка, позови сюда Котика.

Катя отчаянно завертела головой в поисках того, кого назвали Славочкой и с кем ее еще не познакомили, он, очевидно, должен был вынести в обеденный зал какого-то потрясающего кота и продемонстрировать ей как гостье. Но, кроме тех, с кем Катя уже была знакома, и странной особы за столом, никого в комнате не оказалось. Зато эта самая особа как-то странно отделилась от стола, и Катя увидела, что она сидит в инвалидной коляске и очень ловко управляет ею. Коляска подъехала к открытой двери и исчезла за ней.