Вот оно. Вот то, что не давало покоя. Если вчера Тальрех только смутно угадывал, то теперь он это знал. Понял, что эти люди оказались в лесу от безысходности.

Но секундное облегчение оказалось снесено лавиной паники. Как он, Страж, может их оправдывать? Их трусость и скудоумие не могут быть оправданием за разбои и грабежи. Они должны были найти другой выход, а не идти на тракт. Разум Стража требовал справедливого наказания, но что-то внутри протестовало, вступалось за… Нет, как бы того ни требовал разум, разбойниками своих спутников Тальрех больше назвать не мог.

Сердце бешено колотилось, а на лбу выступили капельки пота. Перед глазами всё смешалось.

Стражу не удалось скрыть своё состояние ни от Лаиса, ни от Велки. Она сорвала с седла серебряную флягу и протянула Тальреху. Латник велел сворачивать с тракта.

С таким противоречием Тальрех столкнулся впервые. Даже при разборе мысленных экспериментов в Башне такую ситуацию не просчитывали. Всю жизнь его готовили служить народу и Царю. Но если Царь не заботится о народе, не знает, что его люди голодают, как ему служить? Неужели придётся выбирать? Такой выбор будет самым сложным, немыслимым, невозможным. А само существование сомнений означает нарушение клятвы, смерть и, возможно даже, лишение печати.

Панику прервал случайно упавший на мужиков взгляд. Они опустились на землю под деревьями. Их лица были бледные, глаза ввалились, а сломанные накануне руки опухли и посинели. Под тряпками скопилась кровь и могло начаться нагноение. Тальрех выругался и начал копаться в дорожном мешке.

– Ты знаешь только как травить людей, или всё-таки разбираешься в травах? – спросил Страж, подозвав Велку.

Она хмуро посмотрела на мужиков, потом со вздохом ответила:

– Ты говори, какие травы нужны, а я скажу, знаю ли их.

– Корень зверенца, цветы алаки и колки. Если встретишь, принеси ягоды царкохи.

Велка кивала на каждое название растений, с любопытством вглядываясь в лицо Тальреха. Лишь при упоминании ягод она озадаченно нахмурилась.

– Ну-ка, постой, душегубка, в сторонке, – вмешался Лаис. – Ты, это, Страж, чего творишь-то? Ну, не связал ты их, будь они неладны, видать побегать шибко хочешь. Твоё дело. В лес девку, будь она неладна, посылаешь, ну, обделил тебя Айко мудростью, бывает. Но ягоды! Будь они неладны… с нами что за это Царь сделает, знаешь?! Может ты забыл, что царкоху никто, кроме Мудрецов, будь они неладны, собирать не может? Ты зачем себе на голову беды кличешь?

– За травой иди, – кивнул Велке Страж, потом посмотрел в глаза Лаису и шёпотом ответил, поглядывая на мужиков: – Я не помню, как лечить такие раны. Царкоха освежает память, улучшает работу мозга. Или ты хочешь, чтобы я их убил?

– Боги! Да их князь, будь он неладен, убьёт! Днём раньше, днём позже – невелика разница.

– Казнит. Князь их казнит. После суда.

Латник выжидающе смотрел на Тальреха. Видимо он надеялся, что Страж пошутил, но, осознав, что это не так, Лаис с шумом выдохнул. Почесал затылок, разочарованно склонил голову и пошёл поить лошадей, поминая гнусными ругательствами Башню, Мудрецов и Стражей.

Глава 4. «Одиночество пугает не меньше смерти»

«Дети, рождённые в Башне, отбраковываются. Слабые и больные попадают в деревни Дельцов, сильные и здоровые остаются для обучения.

20й день 4й луны 877го года»

Из дневника Мудреца А.М. Цаворика-Кунаггарийского

Ночь была свежей. Время от времени налетал ветер, трепал верхние ветви деревьев, наполняя ночной лес тихим шёпотом молодых листьев. Совсем рядом в траве шуршал ёж.