Люди почему-то представляют насекомых нелепыми и некрасивыми. Человеческая фантазия наделяет их страшными чертами, наводящими ужас. Наверное, это от незнания.

И все же его любимое насекомое не жук, не муравей, не пчела и даже не бабочка. А невероятно красивая одоната. А проще – стрекоза…

Дивное существо… Изящная, многоцветная, невероятно привлекательная. Мама тоже была такая: красивая, легкая, подвижная. Она кружилась словно стрекоза.

Если бы не мамина болезнь, он никогда не узнал бы ее тайну…

После первой химиотерапии врачи отпустили ее домой. Они сказали, что без пересадки костного мозга выздоровление вряд ли возможно. Он сдал анализы (кому как не сыну стать донором!). Его костный мозг не подошел. И не мог подойти. Потому что мама оказалась не мамой. Анализ показал, что никакого родства между матерью и сыном не наблюдалось.

Это стало ударом для него. Значит, она его усыновила?! В тот день, когда он узнал об этом, он не вернулся в дом… Спал в машине на берегу. Утром все же взял себя в руки, вернулся к маме. Она ждала его и волновалась.

Спросить? Сказать, что он знает? Он не смог. Маме и так нелегко, зачем обрекать ее на новые страдания? Пусть сначала выздоровеет, потом они поговорят.

После второй химии врачи снова отпустили маму домой. Она стала лысая и некрасивая. Но он все равно любил ее. Она страдала, плакала от боли… Однажды взяла его руку, пыталась что-то сказать и потеряла сознание. Потом очнулась и произнесла лишь, что ей очень больно. Она не уверена, что вытерпит еще одну химию и переливание донорского костного мозга.

Она лежала в постели такая жалкая, маленькая, без волос… Он не мог вынести ее боль и молил Бога, чтобы тот забрал ее. Он как будто сам ощутил ее немощь и тоску… Ему хотелось облегчить ее страдания. И Бог забрал…

Это случилось как-то внезапно, и на него накатил страх. Либелюль… Pantala flavescens. Перед уходом она затрепетала как стрекоза. Или ему так показалось?

Утром позвонил в клинику и сказал, что мамы больше нет. Он рыдал и отчаянно хотел вернуть ее. Хорошо, что давний мамин друг Шарль Ле Глюадек и сосед помогли с похоронами. Он с трудом помнит момент погребения… Гроб был такой маленький. Почему-то это врезалось в память больше всего. Как будто там, внутри, находилось тело ребенка, а не взрослой женщины.

Мама ушла. Вспоминает ли он ее? Да, вспоминает… Вот сейчас он стоит у окна в маленьком уютном доме и вспоминает женщину, которая назвалась его мамой. Нет-нет, не просто назвалась. Она была ею. Но с того момента, как он узнал, что мама не была родной по крови, жизнь его изменилась.

И где же та, настоящая, которая бросила его? Маленького, уродливого, родившегося с заячьей губой! Он стал не нужен той, родной матери. Не нужен! И тогда именно эта мама, ненастоящая, забрала его, вырастила, спасла от уродства. После двух операций он с трудом произносил длинные фразы, запинался и коверкал слова. В детском саду все потешались над ним и передразнивали. Мама переживала и старалась сделать все возможное, чтобы ее сын не чувствовал себя ущербным. Кроме занятий с психологом, которые рекомендовал детский врач, мама оплачивала частные уроки логопеда, тратила сбережения, которых у нее было не так-то и много. Она хотела, чтобы ее сын стал таким же ребенком как все дети: здоровым и счастливым, без комплексов. И она все сделала, чтобы он стал таким как все!

И когда в шесть лет он пошел в школу, никто не заподозрил, что он родился уродом. Учителя говорили, что он «миньон гарсон» и любознательный ученик, дети общались с ним как с равным. Он лишь немного не выговаривал сложные звуки. Но уже через год и этот недостаток был преодолен. Доктор Лурье, логопед, не зря брал деньги за уроки. Он пообещал, что маленький Серж Дювалье к восьми годам будет разговаривать как другие дети, и он выполнил свое обещание.