– Иногда это бывает необходимо, – констатировала я, – встречаются такие родители, что не приведи Господи…

– Но не в данном случае, – покачал Андрей головой. Вышло у него это печально, как у заблудившегося в городе жирафа. – Гольдштейны интеллигенты. Мальчик является для них отдушиной и спасением. Он – поздний ребенок. Единственный и долгожданный. Так что не могу их понять. Может быть, это потому, что они – евреи? Происходящему можно найти лишь одно объяснение, произошло нечто экстраординарное. Их вынудили забрать заявление. Возможно, мы имеем дело с обычным киднеппом. Сама знаешь – их основное требование обычно – не обращаться в милицию… Многие его выполняют; когда близкому тебе человеку угрожает опасность – пойдешь на все. Не задумываясь о последствиях…

Зря я на него разозлилась. Ему и так приходилось несладко. И я ввергаю его в новые проблемы. Кому это может понравиться… Да и его вопрос вполне справедлив.

Действительно, отчего это, зачем и почему, с какой стати это вдруг Танечка начала совать свой хорошенький носик в чужие избушки с погремушками, когда ее никто об этом и попросить не удосужился? Откуда в этой грехом прожженной душе зажегся ярким солнцем альтруизм, призывающий ее к подвигам? Может быть, я придумала все? И мне нужно спокойно уйти? Поверить в то, что Марик дома? Тогда ничего не произойдет страшного, так ведь? Ничего… Только… Только Мариков в этой жизни мало. Петечек много, ох много, а Мариков раз-два – и обчелся. Пропажа Марика очень существенно отразится на моем личном самочувствии. Мне Марики нужнее Петров Васильевичей.

– Когда я увидела его фотографию по телевизору, – сказала я скорее себе, чем Андрею, – с таким страшным словом «разыскивается», мне показалось, что небеса обрушились на мою голову. Может быть, в этом знак свыше. Почему-то я шла именно по этой грязной улице. Он шел навстречу и улыбнулся именно мне. Как он почувствовал, что мне это в тот момент было необходимо? Только получилось у него здорово – как будто мне, тонущей, вовремя протянули руку. И теперь, зная, что он тонет, и не протянуть ему в ответ свою – я не могу. Это нечестно. – Я посмотрела на него и тихо попросила: – Мне нужно связаться с его родителями, Андрей. Очень. Я не знаю, что там происходит. Но скорее всего они беспомощны и растеряны. Они уверены, что никто им помочь не может. Они смирились. А я смогу его найти. Я знаю это. – Он молчал. – Мне нужен только их адрес. Больше ничего. Возможно, им действительно запретили обращаться в милицию. В проклятом киднеппинге это принято. Но я не милиция! Я частный сыщик, черт побери…

– Таня, – прервал он осторожно мой словесный поток, – им нечем платить. Какие деньги могут быть у преподавателей? Откуда? Сама подумай… От твоих услуг наверняка откажутся.

Я задохнулась от возмущения. От Андрюшки я такого не ожидала. Ну ладно, когда какой-нибудь Василий Иваныч кидает тебе на стол деньги с видом возмущенного моим нахальством праведника! Но Мельников…

– Кто здесь вообще говорит о деньгах? – спросила я, пытаясь справиться со своим гневом. – Слава Богу, я не отношусь к неимущим. Жадностью я тоже никогда не страдала. После двух последних дел у меня достаточно средств. Если уж новорусские мародеры позволяют себе благотворительность, то мне ей заняться сам Господь велит…

– А ты никогда не предполагала, что благотворительностью иногда можно оскорбить? – изрек Андрей. – Только не обижайся… – Он задумался: – Как бы вам устроить встречу… Давай я им позвоню, предупрежу их, и уже потом ты появишься… О'кей?