И он пошел за ней. Потому что поговорить и в самом деле надо бы. Бэтээр действительно ничего не понимал, а он не любил ничего не понимать. И вопросов за последние полчаса у него накопилось столько, что он и не знал, с какого начать. Хотя ехал сюда только с одним вопросом: какого черта Пулька чуть не каждый день вот уже почти месяц таскается к этой тете Наташе? Совершенно дома не бывает! А каждый вечер болтает по телефону с Тоськой или Нюськой по часу, и все – об этой тете Наташе! Не то чтобы он был категорически против, но в чем дело-то? Вот пусть для начала и ответит, зачем она его Пульку привораживает.
Розовый куст был не один, это были настоящие розовые заросли, а в середине зарослей – аккуратная полянка, на которой уютно расположились старый деревянный диван с высокой спинкой и новый зеленый пластиковый столик перед ним. Напротив дивана, прямо над столиком, листва в розовых зарослях была аккуратно выстрижена, и в этом окошке открывался вид как раз на калитку и часть улицы перед ней. Амбразура.
– Как вас зовут? – спросил Бэтээр, сообразив, что не знает, как к ней обращаться. Ведь не будет же он называть ее тетей Наташей, в самом-то деле…
– Тетя Наташа, – сказала она, смутилась, покраснела как маков цвет и засмеялась. – Тьфу ты, вот въелось… Извините, я сразу не сообразила, что надо представиться… Психовала очень. Извините. Наталья Владимировна Лунина. Я работаю воспитательницей в детском саду…
– Кем? – поразился Бэтээр. – Где? В детском саду?! А в свободное время в засаде с ружьем сидите?! И в людей стреляете!
– Приходится, – спокойно сказала эта детсадовская воспитательница, устраиваясь на диване за столом и привычно поглядывая в амбразуру между ветвей. – В засаде сижу, да… Что ж поделаешь, приходится. А в людей я не стреляю, что вы! Я в подонков стреляю. Это разве люди? Да вы садитесь, здесь чисто и удобно…
Бэтээр огляделся, зачем-то потрогал стол, заглянул в амбразуру, сел на теплый, нагретый солнцем диван и осторожно спросил:
– Я так понял, что вы ждали Любочкиного отца? С ружьем… Он что – не человек?
– Нет, конечно, – откровенно удивилась она. – Вы ведь Любочку видели. Скажите, человек может такое с ребенком сделать?
Глава 2
Наталье понравился брат Полины. Бэтээр. Надо же такое придумать. Забавно. И ему очень идет. Он вообще весь забавный, как обычно бывают ненамеренно забавными очень открытые и добрые люди, которые не стараются все время произвести на окружающих хорошее впечатление, поэтому хорошее впечатление и производят. Только нервный немножко. Но это понятно, это он о Полине беспокоится. Но даже когда орал, что выпорет, – все равно забавно было. Орет, кулаками размахивает, глаза таращит, волосы дыбом, – а сам боится, что ему не поверят. Потому что сам себе не верит. А что орет – так это Полина сама виновата. По всей видимости, Полина всегда первая орать начинает. Разве так с мужиками можно? Ну, объясни ты ему лишний раз. Что, язык у тебя отсохнет? Объясни, разложи по полочкам, дай всему названия и наклей ярлычки. И тогда он успокоится. А если ты еще при этом догадаешься составить каталог с четкими и ясными указаниями, где что лежит, как называется и для чего предназначено, – он вообще решит, что сам до всего дошел, и будет гордиться, какой он проницательный. Ведь сколько раз Наталья говорила Полине: терпение, терпение и еще раз терпение! Та к нет, как об стенку горох. Все дело в том, что она привыкла воспринимать брата как существо одной с ней породы. Ну да, фактически он же один ее вырастил, эта их тетя Варя умерла, когда Полине восемь лет было, и конечно, мало чему успела девочку научить. Но мальчика, похоже, учила всему правильно. Хороший вырос мальчик, работящий, ответственный, сестру любит до самозабвения. И кажется, по-настоящему добрый человек. Не зря же Любочка почти сразу обнаружилась и сама знакомиться к нему подошла. За все время, которое Наталья знала Любочку, та ни разу не захотела знакомиться ни с одним из мужиков, даже к Степану Михайловичу, который добрей, щедрей и ласковей самого Деда Мороза, – и то неделю издалека приглядывалась да принюхивалась. А к этому Бэтээру – сама, сразу, да еще как раз в то время, когда он злился изо всех сил! Это показатель. Любочка у нас – безошибочный индикатор, тут уж сомнений быть не может никаких.