В статье известного представителя Франкфуртской школы Ю. Хабермаса «Право как средство и право как институт» различаются «материально организованные отношения», существующие независимо от правового регулирования, подчиненные внутреннему механизму «неформального» регулирования, и «формально организованные», т. е. впервые возникающие в форме правоотношений, не существовавшие ранее в качестве отношений жизненного мира. Формально организованные отношения являются результатом применения в различных сферах общественной жизни (в частности, в экономике) права как средства социального управления. Материально организованные отношения – это сферы социально интегрированных коммуникативных действий, так как формально организованные – системно интегрированных действий. Системная интеграция подчинена требованию рационализации общественной жизни. Для права как средства управления достаточно легитимирования процедурой (легитимированность сводится к формальной корректности нормативно-правового акта). Однако там, где уже существуют материально организованные отношения, легитимированное право может существовать лишь как обусловленный ими правовой институт. Право как институт – это юридические нормы, которые не могут быть легитимированы лишь посредством процедуры. Они нуждаются в материальном обосновании, поскольку затрагивают порядок самого «жизненного мира» и вместе с неформальными нормами поведения образуют основание социально интегрированных коммуникативных действий. Право как институт не создает новых отношений, не формирует их, а лишь регулирует существующие. Юридизация существующих отношений, социальных институтов – это установление правовых институтов. Именно правовые институты, по мнению Ю. Хабермаса, служат гарантиями свободы, когда устанавливаемые нормы ориентируются на существующие институты и юридически воспроизводят социально интегрированные коммуникативные действия. Закономерным итогом исторического процесса юридизации стало стремление к рационализации «жизненного мира» юридическими средствами. Право как средство вторгается в сферы правовых институтов и в рамках правового института социально интегрированные отношения становятся системно интегрированными; институт утрачивает свою материальную легитимированность. Нередко это может приводить к дезинтеграции в самих сферах коммуникативных действий. Поэтому правовое регулирование социально интегрированных сфер не должно выходить за объективные пределы, сохраняя жизненную энергию правовых институтов[158].

Правовая рациональность «жизненного мира» (коммуникативная рациональность) и инструментальная рациональность «правовой системы» – это две взаимосвязанные сферы, которые интегрируются и воспроизводятся посредством свойственных им механизмов и взаимно легитимируются при помощи санкционирующего «признания», с одной стороны, и, главным образом, санкционирующего «принуждения» – с другой. Это два взаимосвязанных порядка, которые и составляют «правовую жизнь» социума. На стыке этих двух миров (жизненного и системного), составляющих в сумме объект правовой науки, нужно искать закономерности, которые представляют предмет общей теории права и которые «с высокой степенью постоянства воспроизводятся и повторяются в правовой жизни общества»[159].

Констатация наличия «системного» и «жизненного» уровней, позитивного и негативного, формального и неформального в праве, образующих единый комплекс правовой жизни, должна стать тем «исходным допущением» современной правовой науки и ее фундаментальной основы – общей теории права. И в этом случае, «если берется за основание предмета общей теории права «организация правовой жизни общества… то концептуальные выводы и положения общей теории права будут теориями функционирования правовых требований не в правовой системе, а в системе социальной жизни общества»