Я продолжил смотреть на то, что происходит внизу. За стеклом иллюминатора виднелась дорога. Когда-то она была, по-видимому, покрыта асфальтом, а сейчас выглядела простым, но хорошо утрамбованным сооружением.

Над креслом второго пилота, прямо над его головой, замигала вделанная в стену красная, видимо, сигнальная лампочка, обычно предназначенная для сигнала бойцам к началу десантирования. Но второй пилот не проснулся. Тогда дважды подала голос сигнальная сирена. Ее грубого голоса было достаточно, чтобы майор открыл глаза, помотал головой, прогоняя остатки сна, и с улыбкой нырнул в пилотскую кабину. Вернулся он через две минуты и сразу направился ко мне.

– Товарищ майор! Там, внизу, блокпост. Наши дежурят. И америкосскую бронеколонну задержали. Ругаются с ними. А над блокпостом «Апач»[2] завис. Словно грозит ракетами. Что будем делать? Своих выручать надо…

– Приземлиться сможем? – спросил я.

– Нет проблем! – ответил второй пилот. – Но только рядом с дорогой. В поле.

– Полного приземления не надо. В метре над дорогой зависните. Так-то можно, думаю, и над самой дорогой… Снижаемся! – распорядился я, включая внутривзводную связь. – Взвод! К бою! – И сам первым покинул кресло, передернув продольный и довольно легкий в передвижении затвор своей винтовки.

По узкому салону в нашу сторону шел Василий Васильевич. Второй пилот подскочил к нему, стал что-то суетливо объяснять, сильно жестикулируя. Василий Васильевич только кивнул и сразу молча, но с чувством собственного достоинства отправился на свое уже привычное место.

– Взвод! – дал я команду. – Подготовиться к высадке. Десантироваться с высоты около метра. Один за другим, как на тренировках…

На тренировках мы действительно отрабатывали эти действия совместно с обыкновенным спецназом военной разведки. Предполагалось, что бойцам моего взвода предстоит служить в обычном спецназе, и они к этому готовились, то есть выполняли все, что положено выполнять спецназовцу, и даже больше, если я усложнял задание, а я это делал регулярно, чтобы бойцы моего взвода могли многое и никто бы не упрекал их в неумении что-то выполнять.

Второй пилот выскочил из кабины и уже открывал передний, ближний к кабине и к моему взводу, люк. Видимо, с первым пилотом он уже успел поговорить, и тот максимально приблизил свою машину к земле, которая виднелась в открытый люк под нами на расстоянии около метра – то есть был выполнен маневр, о котором я и просил.

– Сразу разворачиваемся стволами к противнику… – отдал я последнюю команду по связи и первым покинул вертолет.

Приземлился я на обе ноги, одновременно двумя ногами оттолкнулся от дорожного полотна, почувствовав под подошвой берцев слой мягкой пыли, и прыгнул в сторону, поскольку сразу за мной уже выпрыгивал из вертолета старший лейтенант Кривоносов. Мы оба оставались под днищем «Ми-26» и не спешили сразу выйти на открытое пространство, пока к нам не присоединилось около половины взвода. Только тогда я решил, что уже пора продемонстрировать свою силу, и шагнул вперед. Дорогу перегораживал российский БТР-80. Причем стоял он так, что объехать его было невозможно, особенно в облаке пыли, поднятой «Ми-26», а по другую сторону бронетранспортера стояли пять американских бронемашин «Хамви»[3]. На блокпосту стоял российский патруль военной полиции, не пожелавший пропустить американский патруль. Америкосы на дороге откровенно ругались, не стесняясь в выражениях. Мне, как человеку, свободно владеющему английским языком, их выражения были понятны. Но непонятны они были нашим военным полицейским, которые даже русским владели с трудом, и это к счастью, поскольку большинство из них по происхождению были чеченцами, народом, имеющим горячую кавказскую кровь, и они могли бы просто не выдержать оскорблений и атаковать американские бронемашины, что привело бы только к международному конфликту. А российский блокпост был бы уничтожен превосходящими силами врага. Ведь на каждого нашего военного полицейского приходилось, наверное, по три американца. Мы оказались на месте вовремя.