– Грот выбери.

Я ничего не понял. Он понял, что я ничего не понял, и сам выбрал гика-шкот, поставив парус по центру, чтобы он не болтался туда-сюда.

– Поехали, – сказал Шевцов и неожиданно улыбнулся. На полсекунды, не больше, а потом снова – глыба.

Мы поехали, он тащил моего «оптимиста» за собой на буксире. Антон уже успел выгнать остальных на берег, и вся эта компания стояла на берегу и смотрела, как меня ведут назад как бычка на веревке.

– Помогите Яше, – сказал Шевцов, когда мы приблизились к слипу.

Глазевшие на нас Митрофан и Тимур очнулись и поковыляли к воде. Тоха обогнала их, уцепилась рукой за буксировочный конец и подтянула меня поближе к берегу. Пока мы все четверо неуклюже вытаскивали «оптимиста» из воды, Шевцов негромко что-то говорил Антону, и тот слушал с мрачной и виноватой физиономией. Закончив разговор, Шевцов подошел ко мне, пожал мне руку и сказал, что следующая тренировка в пятницу. А потом пожал руки всем остальным по очереди.

– Спасибо за хороший день, – и он пошел к белому корпусу, где на первом этаже было кафе с верандой и его офис, а на втором хранились старые паруса, веревки, всякие мелочи и дюжина сломанных подвесных моторов.

Никто из нас не понял, была благодарность Шевцова искренней или он так иронизировал, – он умеет быть абсолютно непроницаемым. Но в тот момент, когда я смотрел ему вслед, я решил все-таки остаться в секции и дать «оптимисту» шанс.

После тренировки Тоха повела меня на самый дальний конец пирса и стала излагать свой план лечения меня от заикания.

– Давай кричи! – сказала она.

– Э-э-э, – протянул я.

Она фыркнула, велела мне попробовать в десять раз громче – так громко, как только могу, «как будто тебе руку оторвали!» – и, когда я попробовал и закашлялся, встала передо мной, как воин перед боевым слоном, и сказала:

– Не годится. Я буду кричать вместе с тобой. Раз. Два. Три!

– ААААА!

Наш вопль прокатился над водохранилищем и достиг, наверное, ушей того, кто воет июльскими ночами на противоположном берегу.

Дверь офиса на первом этаже белого корпуса распахнулась, и на пороге появился Шевцов.

– Теперь «о», – пихнула меня Тоха. – Раз. Два. Три!

– ООООО!

Шевцов прислонился к косяку, сунул руки в карманы и стоял так, глядя в нашу сторону. Я не мог на таком расстоянии разглядеть выражение его лица.

– Теперь «и», – охрипшим голосом скомандовала Тоха.

Как можно кричать во всю глотку «и», хотел я спросить, но выговорить такой вопрос я бы все равно не смог.

– ИИИИИ!

Это звучало поистине безумно. Истошный вопль двух объевшихся забродившими кактусами койотов.

Человек за бортом

– Хорош на них пялиться, – Тоха развернула меня к себе.

«Ника» медленно, с достоинством выходила из гавани яхт-клуба, сообщая что-то своим размеренным «др-др-др» воде и чайкам. Жених и невеста обнимались возле мачты, позируя фотографам.

– Приступаем как обычно. Раз, – начала Тоха отсчет.

Невеста изогнулась в руках жениха буквой «с», откидываясь назад все дальше и дальше.

– Два.

«Ника» поравнялась с самым дальним концом пирса, где мы стояли, и Шевцов, здороваясь с нами, поднял руку.

– Три!

– ААААА!

Ах, ох, бултых, караул! Я не поверил своим глазам. Жених с невестой покачнулись – неужели испугались нашего вопля? – потеряли равновесие, он разжал объятия, она замахала руками – и полетела в воду с протяжным «а-а-а», который продолжил наше с Тохой «ААААА». Жених тут же рыбкой нырнул за невестой. Чего делать точно не следовало. Каждому должно быть известно, что ни в коем случае нельзя прыгать за упавшим в воду человеком, иначе придется спасать двоих, а не одного. Человеку, оказавшемуся за бортом, надо кинуть спасательный круг. Шевцов кинул в жениха и невесту спасательным кругом, но в ту же секунду с «Ники» сиганули еще двое гостей – они тоже не знали правил поведения на воде и решили принять участие в спасении. Теперь Шевцову надо было вытаскивать из воды четверых.