Убрав руку с пациента, старик пошатнулся, но устоял, потом сделал неуверенный шаг назад.
– Ваше сиятельство позволит мне первому проверить, насколько испытуемый справился со своим заданием? – спросил Гааз у главного лекаря.
– Приступайте, – спокойно ответил тот. – А вы, испытуемый, можете вернуться на своё место.
Мне показалось, что это прозвучало немного грустно. Борис Петрович неуверенной походкой направился к своему креслу. На его измученное лицо было жалко смотреть. Скорее всего что-то пошло не так. Я уже мысленно начал прощаться с сочным куском лежавших на счетах накоплений. Старик бросил на меня взгляд и мысли замерли в моей голове в нерешительности. Его взгляд был твёрдым и уверенным, уголки губ едва заметно приподняты. Не может быть! Да он всё это время играл! Но амбрэ-то было вполне реальным!
Я быстро перевёл взгляд на Гааза и смог наблюдать, как довольное выражение медленно сползает с его лица, сменяясь бледностью и испариной.
– И каков ваш вердикт, Анатолий Венедиктович? – не выдержал Обухов, созерцая весь этот немой театр. – Испытуемый справился в полной мере?
Гааз медленно повернулся в сторону главного лекаря, в глазах тоска всего народа, который сорок лет бродил по пустыне по пути домой.
– Да, ваше сиятельство, – наконец-то пролепетал забывший где-то свой гордый и важный вид Гааз. – Он справился полностью. Даже метастазы из средостенья убрал.
Зал вскипел, везде слышались споры и крики, кто кому сколько должен. Я так и думал, что из этого пари сделают тотализатор, теперь пришло время расплаты. Я резко обернулся назад, чтобы увидеть знакомое лицо. Дмитрий Евгеньевич улыбался от уха до уха. Встретившись со мной взглядом, он, стараясь сделать это не особо заметно, приподнял вверх правый кулак. Значит поставил на меня, молодец, скорее всего таких не особо много, значит он хорошо получит со своей ставки.
Гааз самоотстранился от ведения испытаний, не спеша и понуро вернулся на своё место. Обухов проводил его взглядом и поручил продолжить экзамен другому лекарю из коллегии.
– Так, все успокоились! – громогласно заявил Степан Митрофанович, но не тут-то было, зал шумел и спорил. – Тихо я сказал!
В этот раз его услышали даже на галёрке, теперь сработало. Дальше моих подопечных вызывали по очереди, я расслабленно расплылся на кресле, стараясь при этом выглядеть достаточно прилично, чтобы не было странных вопросов. Зная результат, а ещё осознав, что пари за мной, я за продолжением экзамена наблюдал в полглаза. В дальнейших результатах я ни капельки не сомневался. Санитары ввозили пациентов одного за другим, экзаменатор проверял новообразование до и после вмешательства испытуемого, потом объявлял успешное завершение процедуры и так ещё четырнадцать раз.
Я уже начал посматривать на часы. Уже половина десятого, через полчаса торжественное открытие онкоцентра, а мы ещё здесь. Я встретился взглядом с Обуховым, тот подмигнул мне и едва заметно улыбнулся. Ну раз он по этому поводу не переживает, значит и я не буду. Я точно знаю, что остальной персонал центра на своих местах и к празднику всё готово. Получится, как и сказал Степан Митрофанович, с корабля на бал. Жаль только не успею подойти к только что поверженному Гаазу, чтобы обсудить его немалый долг и сосудистую патологию. Значит подойду к нему завтра, один день сейчас погоды не сделает.
В лимузин мы садились без двадцати десять, и он сразу резко тронулся в сторону Рубинштейна. Давно не чувствовал себя так хорошо. На душе не было даже малейшего волнения по поводу торжественной части, я точно знаю, что всё будет хорошо, а мои банковские счета скоро хорошо пополнятся. Чёрт, я в спешке и волнениях забыл дать реквизиты, но может тут этого и не надо? Оставлю этот вопрос на завтра, как и сосуды.